Юрий Безелянский - 99 имен Серебряного века

И не только говорил, но и материально помогал, «чуть не содержал», «выдавал по 50 коп.» и, главное, утверждал в Маяковском веру, что он настоящий, самобытный поэт. Бурлюк издал трагедию «Владимир Маяковский». Снимался вместе с Маяковским в фильме «Не для денег родившийся» по сценарию своего молодого друга и ученика.

Имена Маяковского и Бурлюка часто ставят вместе в пору их совместного футуристического прошлого. Но какие разные судьбы! Маяковский сделался ангажированным поэтом и изо всех сил пытался понравиться власти, запутался в своих любовях к женщинам и в 36 лет окончил жизнь самоубийством. А великий и страшный футурист Бурлюк всю свою жизнь подчинялся только «безумным прихотям искусства» и прожил почти 86 лет, да притом с одной женщиной — Марией Еленевской (56 лет вместе!)

В старости Бурлюк оказался Афанасием Ивановичем, бережно охраняемым своей Пульхерией Ивановной, своей «мамочкой», как он ее называл — Марией Никифоровной. И никакого трагизма. Давид Давидович оказался мудрым человеком. Буйная молодость и спокойная старость.

Мы говорим «Серебряный век», но, как правило, подразумеваем под ним тончайший культурный слой российского общества — высокопрофессиональных литераторов, артистов, музыкантов, высоколобых философов, знатоков, эстетов, «голубую кровь» и «белую кость». Но в это же время, на рубеже двух столетий, тянулась к культуре, к знаниям и довольно значительная демократическая часть населения — студенты, учащиеся, курсистки, чиновники, различный служивый люд, горничные, лавочники, торговцы и т. д. И у этой публики не всегда пользовались успехом, к примеру, изящно-интимнейший Михаил Кузмин или поэт-ученый Вячеслав Иванов. У нее были свои, более простые и понятные кумиры. Один из них — Анастасия Вербицкая со своими «Ключами счастья».

Говоря иначе, во все времена параллельно существовали две культуры — элитарная и массовая. В одной парил высокий дух, в другой преобладали «развлекаловки» для разнообразия житейской прозы, что постоянно вызывало недоумение, а порой и гнев культурного истэблишмента. Не случайна запись в дневнике Александра Блока: «Молодежь самодовольна, „аполитична“, с хамством и вульгарностью. Ей культуру заменили Вербицкая, Игорь Северянин и пр. Языка нет. Любви нет. Победы не хотят, мира — тоже. Когда же и откуда будет ответ?» (10 ноября 1915). И блоковский вывод: «Одичание — вот слово…»

С Блоком, конечно, можно поспорить, но в данном случае нас интересует прежде всего Вербицкая.

Несколько биографических данных автора некогда нашумевшего романа «Ключи счастья». Вербицкая родилась в небогатой дворянской семье, в которой царил культ театра. Как отмечает биограф писательницы А. Грачева: «Начиная с самого детства, Вербицкая не только существовала в реальных, во многом неблагоприятных житейских обстоятельствах, но и в мире своей фантазии, построенной на основе сублимации. В нем росла красавица-девочка, имеющая гениальную актрису-бабушку, роковую, прекрасную и любящую мать, благородного старика-отца и окружающих, постоянно восхищающихся внешностью и необычными и разнообразными талантами ребенка, а затем девушки. Впоследствии многие героини произведений Вербицкой явились реализацией этого фантастического образа ее „эго“, как бы переселившегося из фантастического мира авторского воображения в более осязаемый, но менее воображаемый макрокосм ее произведений…»

Прежде чем стать писательницей, Вербицкая окончила Елизаветинский институт, училась в московской консерватории, которую пришлось оставить из-за недостатка средств. Преподавала пение в гимназиях, была гувернанткой. Вышла замуж по любви, за малообеспеченного инженера Вербицкого, и родила троих сыновей. И всю жизнь билась в тисках материального неблагополучия и боролась за утверждение женской независимости. Работала переводчицей, корректором, публицистом в газете «Русский курьер».

В 26 лет Анастасия Вербицкая дебютировала повестью «Первые ласточки», вышедшей в журнале «Русская мысль» под редакционным названием «Разлад». «Первые ласточки» — история о талантливой писательнице Валентине Каменевой, которая растрачивает свои силы на журналистскую поденщину и активно борется за свои женские права: «Знайте… только одинокие сильны… Только они проложат новые пути и создадут женщине счастливое будущее… Стремитесь к общественной деятельности. В ней, только в ней — наше освобождение… надо выйти из теплого угла на холод и мрак улицы, на работу, на борьбу и лишенья, навстречу всему неведомому… Туда — в широкий мир…» Этот призыв Вербицкой, вложенный в уста ее героини, прозвучал весьма революционно для своего времени.

Тему «Первых ласточек» и последующих своих книг Вербицкая определила как «страстный протест личности против любви, дружбы, семьи». Почти все героини Вербицкой фанатически отстаивали свою независимость ценою даже своей гибели. С 1902 года Вербицкая занялась издательским делом и опубликовала более двадцати книг иностранных писательниц, посвященных «женскому вопросу»: «Женщина, которая осмелилась», «Свободная любовь», «Третий пол», «Ницшеанка», «Право на любовь» и другие. Короче, Вербицкая как сочинительница, как переводчица и как издательница пробивала (лучше сказать — проламывала) идеи феминизма в России.

Идея феминизма, идея равенства женщин с мужчинами, как все любые идеи, приходят в Россию с Запада. И с большим опозданием. Достаточно вспомнить одну из первых бунтарок американку Абигайл Смит Адамс, которая в конце XVIII века протестовала против абсолютной власти мужчин над женами. В 1792 году вышел труд англичанки Мэри Уоллстонкрафт «В защиту прав женщины». Чуть позднее американская суфражистка Энн Гарлин Спенсер ратовала за вклад женщин в общественную культуру. Но все эти новации пришли в Россию лишь на рубеже столетий, и одной из провозвестниц феминизма явилась именно Вербицкая.

Революция 1905 года подтолкнула Вербицкую, которая, по ее словам, пережила «красоту и экстаз декабрьского восстания», на создание романа «Дух времени». Роман стал бестселлером. За четыре года он выдержал три издания общим тиражом 51 000 экземпляров. Главный герой «Духа времени» не женщина, а мужчина — артист Андрей Тобольцев, но и он весь погружен не только в революцию, но и в бурю любовных переживаний, воплощает собою ницшеанский тип «человека-артиста», разрушителя старой морали. Новую мораль в интерпретации Вербицкой критики определили как «свободу от любви».