Анатолий Шибанов - Александр Михайлович Ляпунов

Прокручивается лента косморамы, замкнутая в тесноту коробки, и одна картина вытесняет другую. Развертывается цепь воспоминаний перед мысленным взором Александра, словно обретая живую изобразительную силу в соседстве с лубочным театром. Вот на другой картине двухэтажное, с бельведером, здание мужской гимназии на Благовещенской площади. Вызывающе торчит на крыше флюгер, распялив во все четыре стороны света железные спицы с буквами Ю, В, С и 3 на концах. Для всех записных острецов города они стали безотменным поводом упражнять свое острословие. «Юношей велено сечь зело», — расшифровывают они, указуя пальцами на крышу гимназии.

Вход в гимназию — со стороны Варварки, хотя на площадь смотрит большое парадное крыльцо, у которого возвышаются массивные чугунные тумбы с фонарями. Но открывают его лишь раз в году — в день акта. Боковой же повседневный вход представляет собой грязный, обшарпанный подъезд с повалившимися ступеньками. Дверь до того полиняла, что потеряла всякий признак цвета, а замка на ней нет уже давным-давно.

По видимости, дирекции было не до подобных мелочей. Решался жизненно важный вопрос: какой быть гимназии — классической или реальной? Решался в муках и жестоких спорах. Победили сторонники классической системы образования, с обязательным изучением двух древних языков — латинского и греческого. Но в третьем классе, куда поступил Александр, была удержана еще программа шестидесятых годов и преподавалось в прежнем объеме элементарное естествознание. На этих уроках Александр познакомился с на редкость богатым физическим кабинетом Нижегородской гимназии. Здесь учащиеся могли воочию видеть проявления таинственных электрических сил: от постоянно действующей батареи элементов Бунзена звенит в кабинете звонок, крутится маленький моторчик, разлагается в сосуде вода на кислород и водород. Показывают им также телеграфный аппарат Морзе и работающую модель паровоза.

Бывалые гимназисты утверждают, что кабинет стал таким благодаря усилиям старшего учителя Ильи Николаевича Ульянова, который покинул гимназию как раз за год до вступления в нее Александра. И еще говорят, что на своих уроках Илья Николаевич особо старался приохотить ребят к геодезии и практической астрономии, используя для этого астролябию, теодолит и телескоп, установленный на чердаке гимназического здания. Не привелось Александру учиться у Ильи Николаевича, а то, быть может, выяснилось бы в их непосредственном общении интересное обстоятельство: свои навыки астрономических наблюдений преподаватель Ульянов обретал под руководством Михаила Васильевича, отца гимназиста Ляпунова…

Давай же, раешник, давай, прокручивай ленту жизни минувшей, живописуй ее своим речением. Поглядим теперь, что воспоследовало дальше.

— Ежели вам, сударь, мои речи в честь, то извольте посмотреть — и картинка есть, — бодро выкрикивает раешник.

Опять на картине пароход. Шумя колесами, взбивает он воду реки Суры. Удаляется судовая пристань и набережная Васильсурска, стоящего под горою на берегу Волги. Из трюма доносится запах машинного масла. Вдоль палубы стеною сложены дрова. Ляпуновы на лето возвращаются в Болобоново. Сперва пароходом по Суре, потом на лошадях десятки верст лесостепью. В деревне жизнь летом дешевле: не нужно платить за наем квартиры, да и усадебное хозяйство служит подспорьем. Немаловажное обстоятельство при их недостаточном житье. Если бы не денежная помощь со стороны ближайших родственников, неизвестно еще, смогла бы Софья Александровна содержать двоих детей в гимназии?

Особенно помогают ей живущие в Болобонове брат и сестра — Сергей Александрович Шипилов и Наталья Александровна, по мужу Веселовская. С их дочерьми — Сонечкой Шипиловой и Наденькой Веселовской — проводят братья Ляпуновы беспечные летние дни. И ни одно лето не обходится без многократных наездов в Теплый Стан. Там Наташа Сеченова, сгорая нетерпением, поджидает своих двоюродных братцев. Там они встречаются с еще одной родственной семьей, регулярно наведывающейся в Теплый.

Само появление этих гостей вызывает у детей неизменный интерес. Рослый и широкоплечий мужчина, обросший окладистой черной бородой, вылезает из тарантаса, разминая затекшие ноги, легко, как пушинку, подхватывает и высаживает жену, а следом чуть ли не с грохотом выскакивает из кузова экипажа живой и подвижный мальчик лет десяти. Николай Александрович Крылов, его супруга Софья Викторовна, урожденная Ляпунова, и их сын Алеша безо всякого уведомления наезжали из своего имения Висяги, отстоявшего в 25 верстах от Теплого Стана. Софья Викторовна приходилась Александру, Сергею и Борису двоюродной сестрой, поскольку была дочерью Виктора Васильевича, старшего брата их отца. Поэтому, а также по причине молодых ее лет обращались они к матери своего непременного товарища по играм с ласковым именем Сонечка.

Алеша, склонный к озорству и непослушанию, был выдумчив по части проказ и успевал за время пребывания в Теплом выкинуть много штук, подвергая жестокому испытанию долготерпение добрых теплостанцев. Уже будучи в преклонном возрасте, академик Алексей Николаевич Крылов напишет знаменитые мемуары, в которых вспомнит и Теплый Стан, и его обитателей. Некоторые из данных им характеристик уже цитировались в этой книге.

Раешник самозабвенно и радостно предается своему ремеслу, не оставляя публику без руководительства. Затейливые куплеты и складные потешки так и сыплются из него тысячью словесных дурачеств. И ящик его столь же неутомимо продолжает свою деятельность, насыщая алчущие очи зрителей.

Всматриваясь внутренним взором в картины недавнего прошлого, Александр ощутительно увидел, как в семьдесят четвертом году будто что-то повернулось и стронулось в их нижегородском бытии. Прежде всего, Боря начал ходить в гимназию, во второй класс. Отныне он чувствовал себя на равных со старшими братьями. Но самая разительная перемена обозначилась в жизни Сергея. Этим годом открыло свою просветительскую деятельность нижегородское отделение Русского музыкального общества. Сколько горячих надежд и упований возбудило у Сергея это событие! Удивлен был не только Александр, призадумалась и Софья Александровна. Ведь стой поры, как поселились они в Нижнем, ее музыкальные занятия с детьми прекратились, ибо посчитала она исчерпанными свои преподавательские возможности. Правда, в деревне от времени до времени кто-нибудь заставал Сергея фантазирующим за инструментом, но за серьезное это не принимали. А тут сразу такой взрыв одушевления по поводу начала образовательных классов при Русском музыкальном обществе. Сейчас видно, что значило для Сергея быть лишену музыки, от которой его отлучила сила обстоятельств. Он сделался самым усердным посетителем как класса фортепиано, так и класса теории музыки.