Константин Золотовский - Подводные мастера

Много еще бед мог бы наделать вражеской армии грозный крейсер, но один злополучный снаряд врага пробил палубу возле порохового погреба. Стали рваться снаряды. Вырвало и подбросило кверху кусок носовой части палубы. Вспыхнул пожар, фонтан огня опалил матросов. Пожар быстро помчался по кораблю к тому месту, где была цистерна с нефтью. Крейсеру с минуты на минуту грозил гибельный взрыв погреба, а потушить пожар было уже невозможно. Для спасения корабля капитан приказал открыть кингстоны, чтобы затопить его на мелком месте. Глубина здесь была около двенадцати метров, совсем немного для такого корабля.

Носовая часть корабля, шипя и разбрасывая пары, погрузилась в воду. Над водой осталась торчать небольшая часть кормы.

Матросы сняли боевой флаг и покинули крейсер. Так он и лежал полузатопленный, на виду у противника, всего в каких-нибудь полутора километрах от берега.

Гитлеровцы целыми днями не сводили глаз с корабля, следя за ним в бинокли и стереотрубы. А ночью шарили по нему прожекторами, стреляли светящимися снарядами и вешали над ним люстры световых ракет.

И вот наше командование распорядилось спасти крейсер.

Нам, водолазам, не впервые доставать корабли из-под носа неприятеля. Выбрали ночь потемней и вышли.

Наш баркас не дошел до корабля метров на тридцать. Для предосторожности решили узнать, нет ли за его кормой магнитных мин или вражеского патруля — торпедного морского охотника.

Корма большая, и за ней в темноте ничего не видно. Никитушкин у нас самый зоркий. Послали его на разведку в легководолазном костюме. Дойдя до кормы, Никитушкин чуть всплеснул и перебрался по холодным заклепкам бронированного борта на палубу. Прополз возле полузатопленной орудийной башни и заглянул за борт. Ничего не было видно, только глухо гудела, позвякивая под свинцовой подметкой, стальная палуба. Было тихо и темно, гитлеровцы ракет не пускали.

Никитушкин хотел уже сползать обратно, чтобы сообщить нам, что боту можно подходить с пластырями, водоотливными средствами и начинать работу, как вдруг ему показалось, что на пустой корме мелькнуло четыре белых пятнышка и над ними загорелись два зеленых огонька. Никитушкин попятился. Огоньки и пятнышки стали к нему приближаться. Никитушкин протянул руку — огоньки потухли и пятнышки исчезли. «Что за штука? Или в глазах рябит от темноты? А ну, проверю!»

Никитушкин прополз по корме — никого нет. Хотел пролезть к другому борту, но тут с берега по воде ударил луч и прилип к палубе. Ни взад, ни вперед. А луч быстро бежал, и Никитушкин понял, что сейчас будет виден противнику как на ладони. Уползать на коленках — луч догонит, до борта было метра четыре.

Тогда он растянулся поперек кормы и быстро покатился к борту, наворачивая на себя шланг, как нитку на катушку. Луч успел выхватить из темноты его руку, но враги, наверно, ничего не видели, иначе бы открыли стрельбу. Никитушкин скатился с борта и в воде размотался от шланга.

Он вернулся с разведки и доложил, что катеров и мин не обнаружил, но на корабле светились какие-то зеленые огоньки.

— Может быть, это морские светлячки? — спросил боцман Калугин.

— Нет, не похоже, — сказал Никитушкин — Светлячки в разные стороны разбегаются, а эти парами ходят.

— Ну, ладно, там узнаем, — спокойно сказал Подшивалов, — пошли, время дорого.

Вражеский прожектор погас. Мы подошли к кораблю и пришвартовались бортом к корме.

Ночь была темная, но никаких огоньков на палубе мы не заметили и спустились под воду осматривать пробоины.

Дядя Миша стоял на сигнале Никитушкина, у самой кормы аварийного корабля, и вдруг почувствовал, что в темноте его шею сзади обвило что-то живое и мягкое, вроде воротника шубы. Он схватил себя за шею, и воротник слабо мяукнул. Дядя Миша даже вздрогнул. Это был котенок с зелеными глазами, черный, как ночь, только самые кончики лапок у него были как белые подушечки. Котенок дрожал всем телом.

— Ну вот, нашлись твои огоньки, — сказал дядя Миша Никитушкину, когда тот, осмотрев под водой корпус корабля и сосчитав пробоины, поднялся на трап водолазного бота.

Никитушкин очень обрадовался котенку, вытер мокрые, перепачканные ржавчиной руки, и погладил его.

— И как только ты на крейсере уцелел после такого боя? — сказал Никитушкин.

Котенок поглядывал на него зелеными глазами.

— Ну вот, есть теперь у нас свой водолазный кот, — сказал кочегар Вострецов, доставая для него из кармана кусочек хлеба. — Теперь надо ему имя дать.

— Есть-то есть, да наверно уйдет, — не любят коты воды, — сказал дядя Миша.

— Привыкнет, — сказал Никитушкин.

Мы все погладили котенка, и каждый выделил ему еду из своего пайка. Кот был очень худ и погиб бы от такого большого угощения. Хорошо, что во-время вмешался врач Толя Цветков и велел кормить его понемножку.

Котенок поел и облизал всю шерстку. Он был очень чистый — настоящий корабельный кот. Закончив умыванье, он ушел на корму крейсера и там заснул. Мы подложили ему несколько мешков.

Под утро нам надо было уходить, и мы хотели взять кота с собой, но он царапался и ни за что не хотел оставлять кормы.

— Пусть посидит тут, покараулит судно, — засмеялся дядя Миша и выловил из-за борта сачком маленькую салаку, чтобы котенку было чем подкрепиться после ночной вахты.

Свежая рыбка котенку понравилась. Он сперва поиграл с нею, как с мышью, а потом, не дожидаясь утра, съел вместе с косточками. Мы спрятали для него на корме еду на обед и ужин и отчалили от борта крейсера к своей базе.

— Когда проголодается, сам найдет, — сказал дядя Миша.

Целый день мы на базе беспокоились о котенке, слыша выстрелы с вражеского берега.

Но коту ничего не сделалось. Когда мы следующей ночью вернулись и приступили к работе, он с интересом следил за нами из темноты зелеными огоньками глаз. Сидя на корме, он внимательно смотрел, как мы спускались и поднимались из воды. Может быть, по-кошачьи думал, что это мы ему ловим рыбу на завтрак.

На корме он проводил большую часть ночи. Видно, крейсер ему был родней, чем водолазный бот.

Когда на корме ему становилось совсем невтерпеж от холода, он приходил к дяде Мише и свертывался воротником у него на шее.

Однажды звездной ночью гитлеровцы, видимо, заметили какое-нибудь наше движение и сделали по кораблю несколько орудийных выстрелов. Снаряды пролетали над кораблем и разрывались в воде. Но водолазов не оглушило, все были во-время подняты из воды.

Мы думали, что котенок от выстрелов сразу сбежит с крейсера на водолазный бот. Но он то округлял, то суживал свои зеленые глаза и не думал уходить. Он даже презрительно зашипел, когда Никитушкин, удирая из воды от подводных взрывов, ударился головой о заклепки бронированного крейсера и помял свой медный шлем.