Владимир Чиков - Охота за атомной бомбой: Досье КГБ №13 676

Первым советским товарищем, с которым его познакомил Кучински, был Семен Кремер — помощник советского военного атташе. Фукс знал его по прозвищу Александр. Как указал в своем признании на суде Клаус, тот товарищ (Кучински) поддерживал «постоянные отношения с лицами, которые мне были совсем не знакомы и в отношении которых я знал лишь то, что они передавали советским властям всю ту информацию, которую я мог им сообщить».

Прозвище, в отличие от оперативного псевдонима, используется в более или менее открытых отношениях между людьми. Посторонние люди, то есть третьи лица, могут его слышать или видеть его написание, причем оно известно человеку, который его носит. В то время как оперативный псевдоним используется только в секретных сообщениях, обычно зашифрованных, и может быть не известен тому лицу, в отношении которого он используется, прозвище может звучать как обычное имя, например Сэм, а оперативный псевдоним, как мы уже видели, может звучать абстрактно, как, например, «Сирота», «Девушка» и т. д.

То, что Кремер использовал прозвище, чуть было не привело к провалу Фукса, который был не болтлив, но не знал правил конспирации. После первой встречи с Александром в укромном уголке Гайд-парка неподалеку от советского посольства, расположенного в Кенсингтон-Пэлес-Гарденс, у Фукса вдруг появились сомнения в отношении своего собеседника, и во время своего следующего приезда в Лондон он отправился в посольство, с тем чтобы их проверить. По счастливой случайности Кремер оказался на месте и смог успокоить его, но необдуманная инициатива Фукса была серьезным нарушением правил конспирации. Это просто чудо, что британские спецслужбы не засекли его и не взяли под наблюдение. Чудо и то, что Кремер смог взять это дело в свои руки после того, как осенью 1940 года перебежчик Вальтер Кривицкий на допросах в Службе безопасности МИ-5 определенно указал на него как на сотрудника разведки. Как бы то ни было, после такой оплошности Фукса необходимо было самым тщательным образом соблюдать осторожность. В ходе личных встреч Фукс рассказал Кремеру, что завод по разделению изотопов будет сооружен в северном Уэльсе и что американщы и англичане совместно работают по проекту создания атомной бомбы. Со своей стороны, Кремер провел с Фуксом инструктаж в отношении соблюдения правил конспирации в разведке. После этого Фукс был передан на связь другому оперативному сотруднику.

Человек, которого Фукс называл «другой товарищ», была Соня — родная сестра Кучински Урсула, ветеран разведки с таким же богатым и насыщенным прошлым, как и у ее брата, включая разведывательную деятельность в Китае и Швейцарии, причем в последнем случае вместе с легендарным Рихардом Зорге. По специальности Соня — радистка. Приехав в Великобританию, она вмонтировала узлы радиопередатчиков внутрь плюшевого медведя, которым играл ее ребенок. Будучи замужем за натурализованным британским подданным Леоном Бэртоном, который находился в Великобритании под именем Лен Брюер, она вместе с ребенком проживала в городе Кидлингтон под именем Рут Брюер. Ее муж — симпатизирующий Советскому Союзу коммунист — остался в Швейцарии, решая вопрос с визой. Город Кидлингтон находился недалеко от Оксфорда, то есть ближе к Бирмингему, чем к Лондону. Начиная с середины 1942-го по 1943 год встречи Фукса и Сони проводились один раз в три или четыре месяца в городе Бэнбери на полпути между двумя этими городами. В телевизионном документальном фильме «Красная бомба» (студия «Рэпид продакшнз», 1994) Соня, а ныне Рут Вернер, рассказала о тех встречах в ходе велосипедных прогулок на перекрестках сельских дорог, в то время как пара актеров изображала этот эпизод в действии.

Соня рассказала о том, как Фукс передал ей голубую книгу, набитую научными документами, которую она спокойно отвезла к себе домой на велосипеде. В то время Фукс не ограничивался передачей отчетов, относящихся к его собственной работе, а прихватывал все, что попадало под руку. Став в 1942 году подданным Великобритании, он получил неограниченный доступ к документам с грифом «совершенно секретно», в том числе и к донесениям агента по имени Пауль Росбауд, который работал в самой Германии в области военных исследований нацистов.

Фукс, вероятно, не знал, что Юрген, Александр и Соня работали на ГРУ — Разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил СССР (официальное наименование советской военной разведки). Такие детали его не интересовали, и он занимался лишь передачей документов. Соня передавала все, что можно, сеансами коротковолновой радиосвязи, а когда материалы были слишком объемными и технически сложными, она предпочитала пересылать их Кремеру, который направлял их в Москву дипломатической почтой. Таким же образом она передавала по радио содержание документов правительства Черчилля, которые добывал ее отец Роберт, поддерживавший отношения в высоких сферах, в частности со Стаффордом Криппсом — послом Великобритании в СССР. Соня сама завербовала своего отца для работы на советскую военную разведку. Она же передавала по радио и материалы, добытые ее братом Юргеном, который протянул свои щупальца повсюду. Его Соня тоже завербовала.

Между ГРУ и НКВД — КГБ всегда существовало ожесточенное соперничество, поэтому можно только догадываться, как в первые годы обе эти службы делили между собой добычу, полученную от Фукса. Впрочем, Сталин получал доклады как от тех, так и от других, так что можно предположить, что он знал о деятельности шпиона-ученого. НКВД завладел этим источником информации только в конце 1943 года, когда Фукс переехал в Америку и вошел в состав группы ученых в Лос-Аламосе. Там с ним установил контакт Раймонд (Гарри Голд), который передал его на связь оперработнику советской разведки Анатолию Яковлеву, настоящая фамилия которого — Яцков.

Позднее, в 1950 году, Фукс рассказывал о психологическом воздействии, который оказывала на него двойная жизнь.

«Я обратился к моей марксистской философии, чтобы создать в моем сознании две изолированные сферы. В пределах первой сферы я позволял себе иметь друзей, помогать людям и быть во всех делах, которые носили сугубо личный характер. Я мог быть свободным, хорошо себя чувствовать и ощущать счастье с другими, не опасаясь выдать себя, так как знал, что другая сфера сразу напомнит о себе, если я подойду к опасному пределу. Я мог забыть о существовании второй сферы и тем не менее вести образ жизни, обусловленный ее существованием. В то время мне казалось, что я стал абсолютно свободным человеком, так как в другой сфере мне удалось стать совершенно независимым от окружающих меня социальных сил. Когда я обращаю ретроспективный взгляд на тот мой образ жизни, то наилучшим определением, которое могу подыскать для него, представляется термин «контролируемая шизофрения». Ни один из руководивших моими действиями разведчиков не мог бы объяснить мое состояние».