Федор Елисеев - Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

При встречах с другими частями войск многие из нас, военных, внимательно рассматривают их и сравнивают со своей частью. И мне показалось, что в 1-м Горско-Моздокском полку (у «моздо-горцев», как их дружески называли) конный состав слабее, мельче нашего и сотенные командиры моложе.

Закаспийская казачья бригада, сосредоточившись у Шах-тахты (кроме 2-й сотни 1-го Таманского полка есаула Закрепы, временно оставшейся в Туркестане около Асхабата), 2 сентября перешла вброд Араке и вошла в Персию. За время столь продолжительного передвижения бригады по железной дороге через Баку, Елисаветполь, Тифлис и Александрополь не было ни одного «отсталого» от своего эшелона казака. Мы этому обстоятельству и не удивились. Вернее сказать, мы удивились бы тому, что казак умышленно отстал от своего полка, от своей сотни, от своего собственного коня. Это было бы что-то ненормальное и позорное.

Бригаде приказано в два перехода достигнуть города Маку, центра Макинского ханства, и там расположиться, ожидая дальнейших указаний. Маку был пограничный город перед персидско-турецкой границей на подступах к Баязету с востока.

Бригада двинулась, приняв сразу же боевой порядок, как изучали его по уставу в мирное время, то есть впереди авангард, по бокам дозоры от каждой сотни. Дорога первобытная, на ней каменья в обхват человека. Наши полевые пушки, ежесекундно переваливаясь с бока на бок, производят громкий и беспрерывный лязг железа всей своей снасти. Боковые дозоры не успевают идти параллельно нашему движению, так как натыкаются на непроходимые гряды, овраги, провалы. Они часто меняются, и новые дозоры, быстро выскочив далеко вперед и в стороны, так же скоро «застревают» в своем движении, и их снова надо сменять. На вершинах, на грядах бесконечных, голых, черных, мрачных гор без единого деревца и растительности наши молодецкие головные дозоры флажками, как их учили, показывают нам, что «противника впереди не обнаружено». Все это очень интересно наблюдать из рядов колонны около 3000 всадников. Такая походная тактика потом уже не применялась в действительной войне, как не соответствующая действительности.

На ночлег остановились биваком в селении Диза. Оно очень бедно. Ни в селе, ни в окружности — ни деревца, ни травы. Домики, если их так можно назвать, из необтесанного булыжника. Вместо крыш — глиняный настил по хворосту и соломе. Мы за все, что брали у жителей, платили русскими деньгами. Персы брали их с удовольствием. До русской границы всего лишь 40 верст. Утром двинулись дальше, в Маку. Весь путь был скучный и нудный, но вот колонна вошла в узкое ущелье, повернула направо и сразу же попала в тенистый город, расположенный между двумя высоко стоящими плато… Черные, загорелые, в обтрепанной одежде, персы сидели на крышах своих жилищ, они молча созерцали вход русских в их город. Какой-то перс при прохождении нашей батареи вслух считает число наших орудий: «Вир… зки… ючь… ялды… сакиз…»

— Это шпион! — говорю быстро своему командиру сотни подъесаулу Маневскому. — Его надо арестовать!

Маневский улыбается моей прыти и отвечает:

— Да нет… Это он считает для собственного интереса.

По очень узким и кривым улочкам бригада миновала город и расположилась биваком на прекрасном лугу, окаймленном высокими вербами. По обеим сторонам — высокие плато. На запад — выход в сторону Турции. До границы 20 верст.

Здесь мы неожиданно для себя встретили батальон кавказских стрелков и одну сотню 3-го Таманского полка. Как это было приятно встретить в басурманской стране своих русских солдат, которые показались нам такими близкими и родными, не говоря уже о казаках-таманцах третьей очереди!

Вместе с ними наша бригада образовала Макинский отряд под начальством нашего бригадного генерала Николаева. На второй же день началась охрана персидско-турецкой границы в сторону Баязета и разведка сильными офицерскими разъездами.

В Шах-тахты мы впервые встретились с однобригадниками — 1-м Таманским полком и 4-й Кубанской казачьей батареей. 4 сентября 1914 года бригада прибыла в Маку, и с этого дня, всю войну, ровно до конца декабря 1917 года, оба полка и батарея совершенно не разлучались во всех боях и походах. Кучно расположившись биваком, бок о бок, в походных палатках, мы присматривались и друг к другу* и к полкам. Что ярко бросилось в глаза у таманцев, это то, что сотни у них были составлены не постанично, как у нас и в других казачьих полках, а по масти лошадей. От этого строй очень выигрывал, был однообразен и наряден. Конский состав почти одинаков у обоих полков, но у офицеров-таманцев лошади получше. Все их господа офицеры сидели на полукровных английских или чистокровных текинских лошадях. Причина тому — их полк стоял под самым Асхабатом (Ашхабад), губернским городом Закаспийской области, где имелось скаковое поле и государственное отделение местного коневодства, коим руководил офицер-кубанец подъесаул Мазан. У них была возможность иметь отличных верховых лошадей. У нас же, в городе Мерв, таких возможностей совершенно не было, да это и не поощрялось.

Конский состав 4-й батареи был лучше, чем в полках. Сама батарея укомплектована отличным офицерским составом, влюбленным в свой род оружия — артиллерию.

На первой же вечерней заре сразу же почувствовалось у таманцев превосходство в сыгранности и музыкальности полкового хора трубачей; он и своим составом был больше нашего. После вечерней зари, когда запели песни казаки-таманцы и батарейцы, проявилась и их врожденная музыкальность. Разные «выкрутасы» в гопаке у таманцев были артистические, но зато в лезгинке кавказцы — вне конкуренции. Лезгинка черноморским казакам просто не давалась. Этот танец надо любить и понимать психологически, чего у них не было. Наш полк, как полк линейных казаков, всегда был с уклоном на шик горцев Кавказа, а таманцы говорили так:

«Мы таманьци… запорожци… Украина наша маты».

Вот отсюда и вытекала разность психологии и быта этих двух полков одной бригады. Интересно, что подобная психология у таманцев исходила от многих старших господ офицеров, которые не только что с казаками, но и в жизни говорили на своем языке черноморского (запорожского) казачества.

Мы стоим на окраине Маку. Чтобы пойти казаку-кавказцу в город за покупками, он спрашивает разрешения командира сотни, идет в черкеске и при шашке, а у таманцев в город отпускает вахмистр сотни и казак идет туда в бешмете и только при кинжале. Командиры сотен у таманцев считали, что по таким пустякам нечего их тревожить, да еще одеваться казаку в черкеску и быть при шашке.