Федор Елисеев - Казаки на Кавказском фронте 1914–1917

— Где?! — вскочил Мистулов.

— А во-он… с запада!

— По коням!.. Сади-ись! — выкрикнул Мистулов, и сотня, мигом сбросив страх, вскочила на лошадей, завернула зигзагом назад и широкой рысью выскочила на шоссе. Огонь турок сразу стих. Они снялись с гор и двинулись на юг. С запада широким наметом, во взводной колонне, поднимая пыль, спешили к нам наши пять сотен полка, свыше 600 шашек. Есаул Калугин с озабоченным лицом подскакал к Мистулову и доложил, что сотни не выдержали огня турок с фланга, свернули вправо, на север, перевалили через хребтик и скакали дальше на запад. Там их нашел казак Курбатов.

Мистулов улыбается, будто с нами ничего и не случилось, как и остальные пять сотен правильно сделали, что «не выдержали флангового огня турок и не последовали за своим командиром полка»…

Мистулов, опытный воин, чутко понимал, что на войне, в боях, бывают такие положения, которые происходят вне воли человека. В данном случае это и было так; и даже вышло к лучшему, что сотни хлынули в сторону, а не последовали за головной. Сотни, перемахнув через невысокий хребтик, продолжали скакать вперед. Туркам с командных высот эта картина была видна как на ладони. Эти пять сотен казаков выбрасывались на широкую долину реки Кара-су и угрожали не только их левому флангу, но и тылу. Собственно говоря, в этом и заключалась задача нашего полка.

Все части остановились в Мемахатуне. На второй день к полковнику Мистулову обратился поручик, командир головной роты 154-го Дербентского полка, с написанной уже «реляцией», в которой говорилось, что он, этот поручик, первым со своей ротой ворвался в город, и просил подписать, что «командир 1-го Кавказского полка свидетель этому».

— Для чего это вам? — сухо спросил Мистулов.

— Для представления к награждению меня орденом Св. великомученика Георгия, — не смущаясь, ответил поручик.

Здесь я впервые увидел сокрушительный гнев всегда выдержанного Мистулова, который в тоне, не терпящем возражений, указал ему, кто именно первым ворвался в город Мемахатун, и приказал немедленно же ему удалиться.

«Продолжая преследование, части 39-й пехотной дивизии все время продвигались вперед; 27 июня 154-й Дербентский полк, после боя с противником, стремившимся удержать Мемахатун, овладел последним и начал распространяться к западу от него, в долину Кара-су», — пишет в своей книге генерал Масловский, словно казаков там не было…

Героический Мистулов, участник трех войн — боксерского восстания в Китае, русско-японской войны и теперешней, — безусловно, много повидал в боях, не раз ощущал боевой огонь разной силы, но тот огонь, который он перенес под Мемахатуном 28 июня, видимо, был наисильнейшим, как и самым страшным. Потом не раз, когда мы оставались вдвоем, он спрашивал:

— А помните Мемахатун, Федор Иванович? — И мы оба улыбались. Гибель вестового, казака Кандыбина, исключительно глубоко огорчила душу Мистулова. О нем он потом часто вспоминал и сокрушался. Высокий, стройный, широкоплечий, с рыжей бородой, на крупном рыжем белоногом коне донской породы — Кандыбин был очень заметен. В особенности, когда он шел верхом за своим командиром полка. И этим Кандыбин, безусловно, гордился. Не свались Мистулов на бок, когда он быстро соскочил с седла, эта пуля попала бы в него, так как на его месте молниеносно появился его конный вестовой и был убит наповал. Мистулов — мусульманин, фаталист — видимо, переживал, что своим спасением обязан этому казаку. Вообще он сокрушался так, словно потерял родного брата, и долго не мог забыть этого.

По императорскому закону строевые казачьи лошади и седла убитых казаков оставались собственностью полка, а семьям их высылались деньги по казенной расценке — за лошадь 250 рублей, а за седло 38. И вот благороднейший Мистулов, в противовес всем государственным и войсковым законам, приказал: коня и седло немедленно же отправить отцу казака в станицу Новопокровскую, а вдове убитого из полковых сумм переслал 200 рублей. После же — и Георгиевский посмертный крест.

Жест добрый и смелый.

2-я Мемахатунекая операция закончилась полным успехом. Приятно отметить, что к ее окончанию пришло производство в генерал-майоры нашего командира 1-й бригады полковника Ивана Никифоровича Колесникова, казака Терского войска, которого мы искренне полюбили.

Сдав Мемахатун, турки отошли прямо на юг и укрепились в своем «Орлином гнезде» на вершине горы Губах-даг. Наша 1-я бригада генерала Колесникова была придана 153-му Бакинскому и 155-му Кубанскому пехотным полкам и в ночь на 1 июля с боем заняла весь район Губах-дага.

Много казачьих голов нашей дивизии полегло под горою еще в 1-ю Мемахатунскую операцию в марте и апреле этого же года, и теперь, когда мы ее заняли, то поняли, отчего она так упорно была защищаема турками.

Вершина Губах-дага — это вулканический кратер, в поперечнике около версты. Это глубокая котловина, окаймленная со всех сторон краями древнего кратера, как крепостными стенами. Внутренняя же его сторона была благоустроена ровными рядами лагерного расположения для палаток, землянок и других необходимых удобств. И все это было оставлено турками в полной чистоте и неразрушенным. Командная высота над всей местностью на несколько десятков верст на ней — она являлась главным тактическим ключом этого района.

Несомненно, турки ее сдали в связи с общим своим отступлением на запад.

Продвигаясь в глубь Турции, мы вступили в Эрзинджанскую операцию, самую последнюю и победную.

В войсках 1-го Кавказского корпуса Эрзинджанская операция разбивалась на две части, а именно: 2-я Мемахатунская, так как корпус наступал прямо на Мемахатун, а по занятии его корпус наступал на город Эрзинджан. И эта вторая половина военных операций в корпусе называлась уже Эрзинджанской. Так помечено и в послужных списках тех, кто участвовал в этих двух операциях.

«Турки решили отобрать у русских Эрзерум и Трапезунд. Сосредоточенная 3-я турецкая армия Вехиб-паши 13 июня 1916 года внезапно переходит в энергичное наступление частями 5-го турецкого корпуса в стыке между нашими 5-м Кавказским и 2-м Туркестанским корпусами. Произведя прорыв, начали распространяться в направлении города Офа, расположенного на побережье Черного моря, между Трапезундом и Ризе, дней через пять подошли уже на один переход к Офу. Чтобы ликвидировать этот прорыв, командующий Кавказской армией генерал Юденич приказал 19 июня 1916 года 5-му Кавказскому, 2-му Туркестанскому и 1-му Кавказскому корпусам перейти в наступление. Началась Эрзинджанская операция» — так пишет генерал Масловский.