Джордж Стил - Плавание «Сидрэгона»

— Скорость ноль, семь десятых узла.

— Корабль держится на курсе сто пятьдесят пять градусов.

— Судя по прокладке, мы входим под полынью, командир.

— Хорошо, хорошо, — ответил я на все доклады сразу.

— Над первым чисто! — воскликнул Харлоу. — Толщина льда с трех и семи десятых метра дошла до нуля!

Я снова прижал глаза к окуляру перископа в надежде увидеть солнечный свет и легкую рябь на поверхности воды.

— Над вторым и третьим чисто! — продолжал докладывать Харлоу, щелкая переключателем пяти гидроакустических вибраторов, установленных на верхней палубе по всей длине корабля.

— Фотометр показывает чистую воду, — доложил Брюер, когда на установленный в ограждении рубки фотоэлемент попали солнечные лучи.

Я увидел через перископ льдины, о которых говорил Стронг. Они почти все казались небольшими, но попадались и довольно крупные. Определить их размеры через перископ более точно я не мог.

— Какова величина этой льдины? — спросил я Роусо-на, с беспокойством показывая на крупное белое пятно.

— Длина этой, пожалуй, три-четыре метра; и эта вот примерно такой же величины. Остальные — не более чем один-полтора метра, — ответил Роусон.

— Советую остановиться здесь, командир, — сказал Стронг. — Дальше, кажется, хуже.

Обстановка становилась все более напряженной. Чтобы остановить корабль, я дал на несколько секунд задний ход. Обилие черных существ в поле зрения перископа указывало на то, что «Сидрэгон» почти совершенно не двигался.

— Пост управления энергетической установкой: исполнять приказания электромоторного телеграфа. Главные двигатели переключить на валоповоротное устройство, — приказал я по радиотрансляционной сети, и из поста управления тотчас же донесся голос, четко повторивший мои приказания.

Если пар подведен к маневровому устройству, то оставлять гребной вал без движения в течение длительного времени нельзя, так как это приведет к вибрации роторов турбин. Поэтому я и приказал переключиться на электромоторы. В посту управления энергетической установкой отключили турбины и взяли их на специально предназначенное для таких случаев устройство.

— Толщина льда над вторым номером — один и две десятых метра; над остальными чисто, — доложил Харлоу.

Мне была видна темная тень льдины впереди. Она была не очень большая.

— Ближайшая к нам большая льдина находится на курсовом сто градусов левого борта, — доложил Стронг. — Если вы можете развернуться влево градусов на тридцать, то будет лучше.

— Центральный пост! Докладывает пост энергетики: турбины отключены и взяты на валоповоротное устройство; готовы принимать приказания по телеграфу на электромоторы, — доложил по трансляционной сети вахтенный инженер-механик.

Я посмотрел на воду через перископ и понял, что корабль медленно движется назад.

— Правая малый вперед! Левая малый назад! Руль лево на борт! — приказал я.

Как только винты начали забирать, я остановил машины. Нос корабля медленно покатился влево.

— Над нами кругом чисто, — доложил Харлоу.

— Включить дифферентовочный насос! Всплывать по три метра в минуту, Мэлоун, — приказал я.

Когда насос начал откачивать воду, корабль стал медленно всплывать. Поверхность воды стало видно лучше: льда в поле зрения перископа не было.

— Завалить носовые горизонтальные рули, — приказал я и сейчас же увидел на экране телевизионной камеры, как два огромных плавника в носовой части «Сидрэгона» прижались к борту.

Начиная с глубины тридцать метров мы стали всплывать по три метра в минуту.

— Опустить перископ! — приказал я, чтобы не повредить его о плавающие осколки льда, которые мы могли не заметить.

— Опустить мачту би-кю-эс-семь! — приказал я, когда глубиномер показывал восемнадцать метров.

На глубине четырнадцать метров корабль стал неподвижно. Я поднял перископ сначала не намного, а затем, убедившись в отсутствии препятствий, быстро послал его в верхнее положение.

Яркие солнечные лучи почти ослепили меня, и, спасаясь от них, я быстро развернул перископ на корму, чтобы взглянуть, нет ли льдин около уязвимых винтов корабля. Белая льдина причудливой формы величиной с большой рояль плавала над верхней палубой «Сидрэгона», но винты были в безопасности. Медленно разворачивая перископ, я осмотрел весь окружающий нас ландшафт. Во всех направлениях расстилалось бескрайнее, сверкающее на солнце ледяное поле, образованное отдельными разрушенными, нагроможденными друг на друга и спрессованными льдинами. Вдали то здесь, то там виднелись небольшие айсберги. В восточной части горизонта ослепительно блестело раннее утреннее солнце. Окружавшая нас вода казалась совершенно черной; ее поверхность слегка рябил слабый ветерок. Кое-где в нескольких метрах от нас плавали небольшие льдины.

— Всплывать с дифферентом на корму! — приказал я, убедившись, что нам не угрожает никакая опасность.

Мэлоун продул носовую и частично кормовую балластные цистерны. Через перископ мне было видно, как из воды начала показываться кормовая часть палубы. Находившаяся над ней льдина задержалась на какую-то секунду, затем медленно наклонилась и, скользнув по борту, шлепнулась в воду.

— Отдраить рубочный люк! Стравить давление! — громко скомандовал я.

Внутреннее давление в центральном посту быстро сравнялось с внешним, и я подал следующую команду:

— Открыть рубочный люк!

Поднимаясь по трапу на мостик, я почувствовал под руками обжигающий холод металла. После длительного пребывания в воде, температура которой была около минус 2 градусов по Цельсию, мокрый металлический трап не успел еще нагреться до окружающей температуры. А на мостике на солнце температура была около плюс 7 градусов тепла. Было чудесное солнечное утро. В море Баффина в августе с такой погодой встречаешься не часто. Низкое яркое солнце придавало окружающему пейзажу сказочно красивый вид. За исключением нескольких высокослоистых облачков, небо было удивительно чистым.

Мы дополнительно продули цистерны главного балласта, чтобы лодка всплыла еще немного, но дифферент на корму сохранили, поэтому кормовой люк остался под водой.

На палубу вышел Уитмен со своими многочисленными приборами. Он тщательно наполнил консервную банку водой для взятия пробы, измерил скорость ветра и записал другие наблюдения. Но меня в этот момент начало тревожить положение корабля. Мы всплыли в разводье длиной около семисот метров, образованном в результате случайной подвижки льда. Очертания разводья менялись на моих глазах; отдельные льдины приближались к кораблю и уже стукались о его нос. На мостике появился Лайон.

Под действием слабого ветра лед двигался. Ни одна льдина не оставалась неподвижной в течение длительного времени. Разводье совсем не было похоже на полынью в Северном Ледовитом океане, где границы и очертания полыньи длительное время остаются неизменными. Лайон заметил, что со времени первого плавания «Наутилуса» подо льдом, совершенного им еще до похода к Северному полюсу, ему еще не приходилось видеть льда, столь опасного для подводной лодки, пытающейся всплыть на поверхность. Поднявшийся на мостик Уитмен горячо поддержал Лайона. Мы все обратили внимание на довольно странную льдину, плававшую в двухстах метрах от нас. Она имела форму конуса высотой около шести метров; подводная часть, вероятно, имела такую же форму, но была значительно больше, чем надводная часть. При обнаружении этой льдины приборами подводной лодки она показалась бы нам небольшой. Если такую льдину нанесет на винты «Сидрэгона», когда он в надводном положении, она может серьезно повредить их. Винты на нашей лодке не имели защитного ограждения, несмотря на то что выдавались далеко за пределы средней, самой широкой части корпуса.