Павел Сухотин - Бальзак

Там он оказался в полном одиночестве, и адрес его был известен только некоей старушке и Даблену. Старушка, тетушка Комен, которую он прозвал Иридой, вестницей богов, появлялась у него на мансарде раз в неделю. Она служила связью между Парижем и Вильпаризи и вероятно выполняла роль приходящей прислуги, а Даблен — «папеньки», советника и утешителя. Даблен не одобрял того пути, который избрал себе Оноре, но уж раз совершилось, трудно было другу семьи Бальзаков вычеркнуть из памяти, что где-то на холодной и грязной мансарде обитает юноша, еще не знающий самостоятельной жизни.

Из двух писем Оноре (сентябрь и ноябрь 1819 года) к Теодору Даблену совершенно ясно, каковы были их отношения: «Вероломный папенька, я не видел вас уже целых шестнадцать дней. Это плохо. У меня только и утешения, что вы. Собственно говоря, это хуже всего. Но не будем ссориться, и я жду вас в воскресенье утром. Вы должны рассказать мне подробности о выставках картин, и я буду вас о них спрашивать. Вы думаете, что я живу далеко, но это философическая ошибка: прочтите Ньютона [38] Ньютон Исаак (1643–1727). Английский математик и физик. , и вы увидите, что я живу от вас в двух шагах. А латынь, предатель? Жду вас, чтобы опять за нее засесть. Прощайте». И другое: «Мне хотелось бы иметь полную Библию, латинскую, если возможно, с французским текстом en regard [39] То есть напечатанным рядом, параллельно с латинским. . Нового Завета мне не нужно, он у меня есть».

Бальзак изучает латынь, интересуется выставками картин, куда не смеет показать носу, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из знакомых семьи, — и тут помогал ему Даблен книгами и своими рассказами. Также на обязанности Даблана была доставка Оноре вновь вышедших пьес и билетов в театры, куда уж он никак не мог удержаться, чтобы не пойти, хотя и рисковал открытием своего инкогнито.

О том, какова была его тогдашняя жизнь, Бальзак рассказал нам в «Фачино Кане»: «В то время я жил на маленькой улице, которую вы, конечно, не знаете, на улице Ледигьер; она идет от улицы Сент-Антуан, против фонтана площади Бастилии, до улицы Серизе. Любовь и наука забросили меня на мансарду, где я работал ночью, а день проводил в соседней библиотеке. Я жил скромно и умеренно, вел чисто монашеский образ жизни, что так необходимо для тружеников. В хорошую погоду я гулял по бульвару Бурбон.

Помимо моих научных занятий меня увлекала одна страсть: страсть к наблюдениям. Я наблюдал нравы предместья, его обитателей и их характеры. Так как я своей одеждой не отличался от рабочих и был равнодушен к своей внешности, то они не обращали на меня никакого внимания, не остерегались меня, и я мог вмешиваться в их группы, присутствовать при их сделках, спорах и ссорах. Уже тогда я получил способность, наблюдая какое-нибудь лицо, проникать в его душу, не пренебрегая его телом, или, вернее, схватив внешние подробности, жить его жизнью, становиться на его место, вполне отожествляться с ним, подобно дервишу сказок «Тысяча и одной ночи», который, после известных заклятий, принимал душу и тело людей.

Вечером, встречая между одиннадцатью и двенадцатью часами рабочего, возвращающегося с женой из театра Амбигю-Комик, я шел вслед за ними, прислушиваясь к их разговорам. Сначала они говорили о виденной пьесе, потом мало-помалу переходили к своим личным делам…

Супруги считали деньги, которые должны были получить завтра, собирались издержать их на двадцать ладов. Тут уж начинались хозяйственные подробности: жалобы на дороговизну картофеля, на слишком большую продолжительность зимы, на недоступность топлива, высчитывалось то, что они должны булочнику, наконец разгорался спор, в котором каждый из них обнаруживал свой характер в образных словах и выражениях.

Слушая, я входил в их жизнь до того, что ощущал на своей спине их рубища, а на ногах их дырявую обувь, их желания и потребности переселялись в мою душу. Это был сон наяву. Я заодно с ними негодовал на начальников мастерских за их притеснения или на дурных заказчиков, заставлявших по нескольку раз напрасно ходить за деньгами.

Все мое развлечение тогда заключалось в том, чтобы забывать свои привычки, делаться совсем другим человеком. Чему я обязан этим даром? Ясновидение ли это? Не одно ли это из тех качеств, которое ведет к безумию? Я никогда не доискивался до причины этой силы. Я обладаю и пользуюсь ею, вот и все. Скажу только, что с того времени я разложил разнородные элементы массы, называемой народом, анализировал ее, чтобы иметь возможность взвесить ее хорошие и дурные стороны. Я понимал, какую пользу вынесу из изучения этого предместья, рассадника революций, заключающего в себе героев, изобретателей, ученых, людей практических, мошенников, негодяев, добродетели и пороки, сдавленные нищетой, заглушенные нуждой, потопленные в вине, истощенные крепкими напитками.

Вы представить себе не можете, сколько забыто интересных историй, сколько драм — в этом городе скорби! Сколько ужасных и прекрасных вещей! Воображение всегда окажется ниже правды, скрывающейся в нем, правды, которую никому не удастся обнаружить. Надо спуститься слишком низко, чтобы увидеть эти сцены, трагические или комические».

Бальзак вскрывает нам здесь, с редкой для него откровенностью, тот метод, каким он пользовался, изучая «город скорби» и его героев, а нам следует из этого заключить, насколько серьезны были первые шаги молодого человека, пришедшего сюда, чтобы покорить мир своим пером. И вот, когда он разложил разнородные элементы массы, называемой народом, и произвел анализ его, он воскликнул: «Это был сон наяву».

Замешавшись в жизнь предместья, как соучастник ее, он увидел то, чего не мог видеть раньше. Замкнутый в крепкие тиски школьной морали, он должен был знать только равных себе по социальному положению и ни в коем случае тех, кто ниже.

Но, робко наблюдая за тем, что творится за пределами дозволенного, Бальзак, движимый страстью заключенного в нем гения, решается на подвиг, спускается в низы и, независимо от своих политических убеждений, чутьем художника угадывает ту подпочву, в которой таятся источники будущих революций. Париж — город скорби — с этих дней, но еще не ведомо для него, становится его главным героем.

Однако «дервишское» приятие в себя тела и души людей этого страшного города, а проще говоря творческая память, долго еще не получит своего художественного воплощения.

Он не мог еще освободиться от тех литературных традиций и вкусов, которые унаследовал от семьи и школы.

Эпиграфы его ранних романов дают нам точное представление о его литературной пище того времени. Над главами романов мелькают имена Лабрюера [40] Лабрюер Жан де (1645–1696). Французский писатель-моралист, воспитатель герцога Бурбонского. Живя при дворе, вел записи, которые составили потом его знаменитую книгу «Характеры» — злую сатиру на высший свет, яркую картину придворных нравов, написанную блестящим языком. , Шекспира, Корнеля [41] Корнель Пьер (1606–1684). Французский драматург, создатель ложно-классической трагедии. , Виргилия [42] Виргилий (70-1 до н. э.). Римский поэт. , Тибо, Лафонтена [43] Лафонтен Жан де (1621–1695). Французский баснописец. , Ларошфуко [44] Ларошфуко Франсуа, герцог де (1613–1680). Французский политический деятель и писатель, автор «Изречений» — сборника афоризмов, сводящих все явления жизни к личному интересу и честолюбию. , евангелистов, Расина [45] Расин Жан (1639–1609). Французский драматург, соперник Корнеля. Его трагедии являлись образцом для всех писателей так называемой классической школы. , Вольтера [46] Вольтер Франсуа Мари Аруэ де (1694–1778). Французский писатель, поэт и драматург, идеолог восходящей буржуазии, противник абсолютизма и католической церкви. , Боссюэ [47] Боссюэ Жак Бенинь (1627–1704). Французский клерикальный писатель и проповедник, автор многочисленных проповедей, надгробных речей и других сочинений, считающихся образцом стиля. Бальзак пользовался его речью над гробом Генриетты Английской для своего «Кромвеля». , Малерба [48] Малерб Франсуа (1555–1628). Французский придворный поэт, один из основоположников ложно-классической поэзии. , графа Максима Одена, Перро [49] Перро Шарль (1628–1703). Французский писатель и поэт, автор посредственных стихов и известных волшебных сказок для детей. , Ронсара [50] Ронсар Пьер (1524–1585). Французский поэт, глава аристократической поэтической группы «Плеяда», задавшейся целью вдохнуть новую жизнь в поэзию, подражая классическим образцам. , Жан-Батиста Руссо [51] Руссо Жан Батист (1670–1741). Французский поэт, ученик Буало. Писал бездарные, напыщенные оды и псалмы и довольно ядовитые эпиграммы. , Фомы Аквинского, Ротру [52] Ротру Жан де (1609–1650). Французский драматург, в своих трагедиях подражал испанской драме. и Дюрье [53] Дюрье Пьер (1606–1658). Посредственный французский поэт и переводчик. , Гомера [54] Гомер. Древнегреческий поэт. , Горация [55] Гораций (64 до н. э. — 8 н. э.). Древнеримский поэт, автор од, посланий и сатир. , Плавта [56] Плавт (227–184 до н. э.). Древнеримский драматург, автор замечательных комедий, написанных на народном языке. , Тейлора [57] Тейлор, барон (1789–1879). Посредственный французский поэт. , Клеман Маро [58] Маро Клеман (1497–1544). Французский придворный поэт. Стихи его отличались естественностью, легкостью и остроумием. и других.