Александр Кабаков - Аксенов

Е.П.:Между прочим, Вася как-то во время одного из своих явлений в Москву из Америки с превеликим удовольствием слушал у нас в доме Мишу Кочеткова, Андрея Анпилова, Бачурина, Туриянского. Клянусь!.. И еще, кроме возрастных различий, между ними была одна существенная разница. А именно: Окуджава был членом КПСС, понимаешь?

А.К.:Был. Но, с другой стороны, Васины приятели, они же соавторы книги «Джин Грин — неприкасаемый», не то что в КПСС состояли, но и еще бог знает где: военно-морской поэт Григорий Поженян, советский разведчик Овидий Горчаков. Это что?

Е.П.:Он и о том и о другом отзывался с восторгом. Про Горчакова рассказывал, что «советского разведчика» за какие-то чекистские провинности свои же коллеги загнали в убогую дыру на Дальнем Востоке, где он начал спиваться и задумываться о самоубийстве. Горчаков Василию хвастался своими военными подвигами…

А.К.:С Поженяном я познакомился у Васи, потом он меня встретил как-то на улице возле «Известий» и почему-то хотел подарить мне огромный нож из своей коллекции. Я еле отбился. И вот, казалось бы, что общего у Васи с такими людьми?

Е.П.:Думаю, дело в том, что и Горчаков, и Поженян под завязку были набиты гениальными историями. Вот Поженян при мне рассказывал Васе, как в конце войны служил в Дунайской военной флотилии на торпедном катере, и они вошли в какойто румынский город, а в этом городе взяли банк со всей его наличностью. Как люди умные, они два чемодана денег сразу же отдали особистам, а с остальными не знали, что делать: в городе все закрыто, света нет, купить нечего. Заглянули в единственную освещенную лавку, где, как выяснилось, торговали бюстгальтерами. А у них был украинец-старшина, который особо горевал от жадности, что завтра в бой, и деньги, стало быть, пропадут даром. Он и говорит: «Лифчики так лифчики. Будем покупать». Но когда продавщицы увидели, сколько у русских освободителей денег, то они их поняли превратно и стали раздеваться. Что дальше с дамами было — Поженян умолчал, но закончил тем, что старшина, купивший целый мешок бюстгальтеров, следующей ночью, когда они плыли по Дунаю, устроился в темноте под луною на корме… ночь лунная, и он бросает эти лифчики один за одним туда, в бурлящую темную воду…

А.К.:Пили они еще зверским образом во время сочинения «Джин Грина», Вася рассказывал. Хотя Овидий Горчаков лежал в лежку, поскольку у него было что-то с позвоночником и его мучили жуткие боли. Но, тем не менее, пили…

Е.П.:А вот еще мы о ком не поговорили — о Васиных друзьях казанского детства и юности. Его школьных соучениках, однокашниках по мединституту…

А.К.:Ты знаешь, я честно скажу: для меня это белое пятно. Может, на нашу книгу они откликнутся. Если, конечно, живы. Хотя что они могут вспомнить, когда целая жизнь у них врозь с Василием прошла? Как девчонок за косички дергали?

Е.П.:Я некоторых его казанских знаю. Вот, например, замечательный хирург Ильгиз Ибатуллин, Гизя, как его именовал Аксенов, не просто доктор, а еще и доктор медицинских наук. Или Ринат Зулкарнеев, профессор травматологии и экстремальной хирургии. Или знаменитый физик Роальд Сагдеев, который нынче в Штатах, женат на внучке Эйзенхауэра. Ильгиз и Ринат мне рассказывали, что когда Вася хотел перевестись из казанского в питерский мед, то его тормознули, потому что нужна была справка от матери. И они ему собирали деньги, чтобы он слетал в Магадан за справкой за этой, понимаешь? Есть мемуары его одноклассницы Лии Заровой-Дмитриевой, где она рассказывает, в какой бедности пребывал подросток Вася, спал на железной койке в коридоре. Бывают странные сближения: писатель Георгий Садовников, как мы уже вспоминали, тоже учился с ним в одном классе. Вася и Жора. Оба стали писателями. Садовников к Аксенову всегда очень нежно относился, и Вася платил ему той же монетой. Еще где-то на Ставрополье живет писатель Георгий Шумаров, сокурсник Аксенова по Ленинградскому мединституту, с которым Вася делил комнату в Питере, и они вместе, как говорится, начинали , печатались в студенческой газете.

А в Самаре — давний друг Аксенова профессор Владимир Виттих, джазовый пианист и по совместительству директор Института проблем управления сложными системами Российской академии наук. Мне очень жаль, что лет двадцать назад, когда уже стало можно , никому не пришла в голову здравая идея записать воспоминания друзей, знакомых, близких Аксенова. Сейчас, боюсь, уже поздно, уходят люди один за другим.

А.К.:Ты знаешь, о ком мы еще не поговорили? Об иностранных Васиных друзьях. А их ведь тоже изрядное количество было. Переводчица Лили Дени во Франции, датский журналист и писатель Сэм Рахлин…

Е.П.:…в какой-то степени мой землячок. Родился в Якутске, в ссылке, куда отправили перед войной его родителей, литовских евреев, по случаю присоединения Литвы к СССР. Их везли по Лене на север, все дальше и дальше, и пущена была параша , что их везут на Чукотку, а оттуда через Берингов пролив депортируют в Америку.

А.К.:Лили Дени, Сэм Рахлин, американская славистка Ольга Матич, американский отставной адмирал, забыл имя, еще какие-то неизвестные мне американские личности, прототипы его «американских» книг…

Е.П.:…русско-французский старик, правнук Льва Толстого Илья Иванович Толстой, с которым мы в Биаррице вместе встречали две тысячи шестой год, когда я гостил у Васи с Майей. А еще в Америке — польский профессор-физик Валерий Маевский, замечательная, по словам Васи, персона. Всех его забугорных друзей мы все равно не знаем.

А.К.:Самых главных американцев забыли, сыгравших огромную роль в жизни Васи, — Карла и Элендею Профферов, создателей легендарного издательства «Ардис», где печатались многие книги Аксенова…

Е.П.:…и альманах «МетрОполь», и альманах «Каталог», и «весь Набоков», и Фазиль Искандер, и Саша Соколов, и Лимонов, и Копелев. И первая моя книжка «Веселие Руси» вышла в «Ардисе» в советском восемьдесят первом году.

А.К.:В сущности, когда Васю лишили гражданства, ему больше не к кому было ехать, кроме как к Профферам, которые его с Майей на первое время приютили в своем доме.

Е.П.:Такая несправедливость, что об этом сейчас забывают. Равно как и о том, что «Ардис» фактически спас на излете коммунизма всю новую русскую литературу. Потому что до «Ардиса» альтернатива была простая: или ты советский писатель, или антисоветский. Третьего не дано. Советский писатель — так иди служи большевикам, а если антисоветский, тебя рано или поздно посадят за то, что ты печатаешься в «Посеве» и «Гранях», изданиях Народно-Трудового Союза, официально объявившего своей целью свержение большевизма в СССР, или в «Вестнике РХД», который тоже считался антисоветским центром. А Профферы вдруг развели издательство, которое позиционировало себя как чисто литературное . Сначала это были перепечатки забытых писателей двадцатых годов, потом Булгаков, Набоков, потом пошло-поехало, и раскусили их только по случаю «МетрОполя», а за год до этого они еще участвовали в Московской книжной ярмарке, где их эмигрантский павильон продвинутые читатели осаждали с утра до вечера, раскрав половину привезенных ими книжек. Между прочим, с ведома Профферов, о чем мне говорила Элендея, которую по недосмотру пустили в Москву по туристической визе году, по-моему, в восемьдесят третьем, а потом, спохватившись, напечатали про нее фельетон в «Литературной газете», что она якобы приехала в Москву собирать второй номер «МетрОполя». И было это стопроцентным враньем про второй номер, можешь мне поверить. Вася очень их любил — и Элендею, и Карла, царство ему небесное. А еще в Васиной судьбе, равно как и в судьбах всех участников альманаха «МетрОполь», важную роль сыграл старый американский дипломат, работавший в Москве, Рэй Бенсон. Он сейчас на пенсии, в штате Вермонт живет.