Леонид Карцев - Воспоминания Главного конструктора танков

В 16 часов прибыли военные во главе с начальником ГБТУ (главное бронетанковое управление) генерал-лейтенантом И.А. Лебедевым. Началось совещание с доклада представителя ГБТУ, в котором он предъявил претензии к качеству танка и указал на недостатки его конструкции. После доклада С.Н. Махонин сразу поднял меня и спросил:

– Сколько изменений вы внесли в техдокументацию за год?

– Три тысячи, – ответил я.

– А это сколько в среднем в день?

– Десять.

– Садитесь.

После этого С.Н. Махонин обратился к И.А. Лебедеву:

– Иван Андрианович, вот Нижний Тагил вносит ежедневно по 10 изменений. Вы желали бы, чтобы интенсивность их внесения была большей? Сегодня до обеда и так достаточно мордовали Карцева по жалобе Харькова за большое количество изменений. Я считаю, что Тагильское конструкторское бюро по совершенствованию танка работает хорошо, пусть так продолжают работать и дальше, только не надо им мешать.

Совещание на этом закончилось, я покидал его с чувством победителя.

В 1950-е гг. каждую осень на заводе собиралась комиссия по утверждению технической документации на находящиеся в серийном производстве танки. Эта комиссия обычно состояла из представителей ГБТУ, Министерства транспортного машиностроения, заводов-изготовителей танков и заводов-изготовителей главных комплектующих изделий. Фактически это была комиссия по совершенствованию танка. Подготовка к очередной комиссии практически начиналась сразу после проведения предыдущей. Мы прорабатывали и выносили на обсуждение поступившие в течение года предложения по повышению надежности и долговечности узлов и механизмов, улучшению ремонтопригодности и технологичности изготовления танка. Работала эта комиссия 20-25 дней, до тех пор, пока не состоится рассмотрение и согласование всех поднятых вопросов.

По результатам рассмотрения составлялся протокол утверждения техдокументации, в котором были четко расписаны суть мероприятий и сроки их реализации. Протокол утверждался начальником ГБТУ и заместителем министра транспортного машиностроения и для нас приобретал силу закона. Таким образом, были, например, отработаны и внедрены новый воздухоочиститель, новые радиостанция и танковое переговорное устройство, повышены коэффициенты запаса главного фрикциона и ПМП, улучшены уплотнения узлов трансмиссии и ходовой части, введена гидромуфта в привод к генератору, увеличен динамический ход опорных катков, установлены приборы ночного видения. В результате этого надежность танков возросла в несколько раз, они стали проходить без ремонта до 10000 км (вместо гарантировавшихся ранее 1000 км). Хочется особо отметить, что все усовершенствованные узлы и детали без каких-либо трудностей устанавливались на ранее выпущенные танки. Это облегчало обеспечение войск запчастями, упрощало ремонт танков при одновременном повышении их технических качеств.

Возглавлял комиссии по утверждению техдокументации лично начальник управления производства и заказов ГБТУ генерал А.М. Сыч. Уже на первом заседании я увидел человека исключительного ума, высокой эрудиции, глубоких знаний бронетанковой техники. Особо привлекала в нем высокой пробы тактичность в обращении с людьми, принципиальность и смелость в действии. Много труда вложил Александр Максимович в обеспечение Советской Армии современными надежными танками. Он способствовал и моему становлению в качестве главного конструктора Вагонки. Уже на первом заседании упомянутой комиссии, в котором я участвовал, в ноябре 1953 г. стоял вопрос о повышении надежности силового привода к генератору. Я тогда в запальчивости сказал: «Этот вопрос надо снять. Генератор стоит на двигателе, который поставляет нам Челябинский тракторный завод, поэтому все претензии по приводу к генератору – к главному конструктору завода-поставщика».

На это мое высказывание Александр Максимович прореагировал следующим образом:

«Товарищ Карцев, вы теперь возглавляете головное конструкторское бюро, отвечаете за конструкцию танка в целом. Нас не интересует, кто и что вам поставляет, мы будем требовать только с вас». После этого я подобных высказываний никогда не делал, и сам стал решать вопросы с поставщиками и разработчиками комплектующих изделий. Этот принцип прочно вошел в мой характер, и я с благодарностью вспоминаю А.М. Сыча, внушившего мне веру в свои силы.

И теперь, после многих лет следования этому принципу мне кажутся странными выступления по телевидению или в прессе некоторых главных конструкторов машин, радиотехнических изделий и другой продукции, когда они, снимая с себя ответственность за их конструкторское несовершенство, ссылаются на смежников. Я это объясняю тем, что эти специалисты не доросли до уровня настоящих главных конструкторов. Видимо, у них не было таких учителей, как генерал Александр Максимович Сыч.

Бывали и курьезные случаи, связанные с работой комиссии по утверждению техдокументации. На одном из заседаний работники ГБТУ зачитали перечень оборудования и инструментов, имеющихся на тяжелом танке Т-10, и предложили комплектовать этим же ЗИПом (запасные части, инструмент, принадлежность) и танки Т-54. Перечень состоял из 31 наименования. Мы, конструкторы, это предложение встретили в штыки, аргументируя тем, что танков Т-10 выпускается в год в тридцать раз меньше, чем Т-54. Все позиции перечня «отбили», кроме одной – кувалды, так как веских возражений у нас не нашлось. Дело было в том, что кувалда среднего танка весила на килограмм больше, чем у тяжелого. Случилось это потому, что кувалда танка Т-10 имела более изящную рукоятку.

По прошествии полугода после введения новой кувалды на завод на мое имя из Белоруссии приходит посылка. Внутри лежала новая кувалда с поломанной ручкой... Оказалось, что эту посылку прислал мой товарищ по академии Миша Гампель, который в то время был заместителем командира танкового полка по технической части в Белорусском военном округе. В письме он стыдил меня за это новшество и сообщал, что в войсках штатной кувалдой на танке Т-10 не пользуются, а предпочитают кувалду со средних танков. Пришлось срочно вводить старую кувалду, а для повышения прочности рукоятки, в порядке подстраховки, усиливать ее металлической окантовкой у основания.

Александра Максимовича Сыча на Уралвагонзаводе знали все руководители отделов и цехов и часто обращались к нему с просьбой найти истину в спорах со мной или руководителем военной приемки завода. Былу нас на заводе заядлый рационализатор – начальник сдаточного цеха Леонид Харитонович Пискунов. Все или почти все его предложения сводились к уменьшению трудоемкости сдаточных операций и получению за это денежных вознаграждений. Долго он носился с идеей красить корпус танка внутри целиком серой краской. В серийных же корпусах серой краской окрашивалось только днище, а борта, нос и моторная перегородка красилась белой эмалью. По ней красной краской делались некоторые указания и обозначения. Я был категорически против предложения Пискунова. На одном из заседаний комиссии последний все же уговорил А.М. Сыча на десяти танках окрасить внутренности корпусов в серый цвет и отправить их в войска. Попали эти танки в Западную группу войск. Командование доложило тогдашнему министру обороны маршалу Г.К. Жукову, что в партии поступивших с завода танков есть десять, у которых корпуса внутри покрашены почему-то серой краской. Маршал написал на докладе резолюцию: «Командующему Сухопутными войсками. Прошу назвать виновных». К счастью, это дело как-то замяли, и все отделались легким испугом.