Ким Филби - Моя тайная война: Воспоминания советского разведчика

Этим «компетентным лицом» был я, и, надеюсь, читатель не упрекнет меня в хвастовстве, если я скажу, что действительно был достаточно компетентен, чтобы оценить важность этих документов. Два советских разведчика в министерстве иностранных дел, третий — во главе контрразведывательной службы в Лондоне! Я долго, пожалуй дольше, чем требовалось, смотрел на материалы, чтобы собраться с мыслями. Я отверг мысль о том, чтобы представить обращение Волкова как провокацию и посоветовать действовать осторожно. Это помогло бы очень ненадолго и могло скомпрометировать меня в дальнейшем. Единственный выход был в решительных действиях. Я заявил шефу, что дело может оказаться чрезвычайно важным и мне потребуется некоторое время, чтобы провести необходимую проверку и, если будут получены дополнительные сведения, дать соответствующие рекомендации к действию. Шеф согласился, приказав мне на следующее утро изложить свое мнение, а пока хранить документы у себя.

Вернувшись в кабинет, я сказал секретарю, чтобы меня не беспокоили, если только не вызовет сам шеф. Мне необходимо было остаться одному. Просьба о дополнительном времени для того, чтобы «провести проверку», была уловкой. Я был уверен, что прежде в СИС ничего не слышали о Волкове, а он, по-видимому набивая себе цену, выложил свои «товары» так осторожно и путано, что они не давали никаких зацепок для проведения немедленного расследования. С самого начала я решил, что жизненно важным является фактор времени. Благодаря вето Волкова на телеграфную связь прошло десять дней, прежде чем материалы попали ко мне. Лично я полагал, что его опасения преувеличены. Английские шифры базировались на системе таблиц одноразового пользования и считались вполне безопасными при умелом обращении с ними, А дисциплина в шифровальном деле была очень строгой. Тем не менее, поскольку Волков настаивал, я не имел возражений против отказа от быстрой телеграфной связи.

Вскоре мои мысли пошли по другому руслу. Дело было настолько деликатным, что по настоянию шефа я должен был лично заняться им. Но решения, принятые в Лондоне, должны были осуществлять наши люди в Стамбуле. Я не мог руководить их действиями изо дня в день посредством медленной дипломатической почты. Дело вышло бы из-под моего контроля, что могло бы привести к непредвиденным последствиям. Я все больше убеждался в том, что сам должен быть в Стамбуле и проводить тот курс действий, который предложу шефу. План этих действий сам по себе не требовал особых размышлений. Я встречусь с Волковым, укрою его с женой в одном из безопасных мест в Стамбуле, а затем переброшу их с молчаливого согласия турок или даже без него на контролируемую англичанами территорию Египта.

Спрятав документы в личном сейфе, я покинул Бродвей с твердым решением прежде всего рекомендовать шефу послать меня в Стамбул для продолжения разбора дела на месте. В тот вечер я работал допоздна. Ситуация требовала принятия экстренных и чрезвычайных мер. Эти меры были приняты: в Москву полетело срочное сообщение особой важности. На следующее утро я доложил шефу, что, хотя в картотеке есть данные на нескольких Волковых, ни один из них не идентичен Волкову из Стамбула. Я повторил также, что в потенции дело имеет громадное значение. Сославшись на неоперативность дипломатической почты, я несколько неуверенно предложил послать кого-нибудь из Лондона в Стамбул после соответствующего инструктажа и поручить разобраться в деле на месте. «Я как раз об этом думал», — ответил шеф. Но, пробудив во мне надежду, он тут же развеял ее. Он сказал, что накануне вечером встретил в клубе бригадира Дугласа Робертса, который был тогда начальником регионального филиала МИ-5 (по Ближнему Востоку) в Каире и в это время заканчивал дома свой отпуск. Он произвел на шефа хорошее впечатление, и тот решил просить сэра Дэвида Петри, начальника МИ-5, послать Робертса в Стамбул и поручить ему заняться делом Волкова.

Я не мог найти каких-либо возражений против этого предложения. И хотя я не был очень высокого мнения о способностях Робертса, он обладал всеми необходимыми для такого дела качествами. Он был в высшем офицерском чине, и его бригадирский мундир, несомненно, произвел бы на Волкова впечатление. Он знал этот район и был связан с турецкими секретными службами, сотрудничество с которыми могло оказаться необходимым. Кроме того, он свободно говорил по-русски — бесспорный довод в его пользу, так как Волков не владел иностранными языками. В подавленном настроении я обсуждал с шефом другие аспекты дела, прежде всего вопрос о согласованности нашего плана действий с министерством иностранных дел. Когда я уходил, шеф обещал вызвать меня после полудня: он надеялся в течение утра встретиться с Петри и Робертсом.

Во время обеденного перерыва я клял судьбу, которая накануне свела шефа с Робертсом. Казалось, я ничего уже не мог предпринять. Мучимый неизвестностью, я вынужден был предоставить событиям идти своим ходом: надеялся, что работа, проделанная мною накануне вечером, даст результаты раньше, чем Роберте сумеет приступить к делу. Но я получил еще один урок житейской философии.

По возвращении в Бродвей я был вызван к шефу, который уже ждал меня. Он был расстроен и сразу же начал рассказывать, что произошло. С первых слов я понял: судьба, которую я проклинал, неожиданно повернулась ко мне лицом. Оказалось, что Робертс, будучи в общем бесстрашным человеком, питал непреодолимое отвращение к самолетам. Он решил отправиться пароходом из Ливерпуля в начале следующей недели, и никакие доводы шефа и Петри не смогли заставить его изменить свои планы. Итак, мы вернулись к тому, с чего начали утром.

Вначале я надеялся построить беседу так, чтобы шеф сам предложил мне лететь в Стамбул, но эпизод с Робертсом побудил меня действовать решительнее. Я сказал, что в связи с отказом бригадира могу лишь предложить свою кандидатуру вместо него. Мне не потребуется много времени, чтобы проинструктировать своего заместителя по наиболее важным вопросам, и я смогу вылететь, как только будут завершены необходимые формальности. Шеф согласился. Мы вместе отправились в министерство иностранных дел, где я получил письмо к Ноксу Хелму, в котором ему предлагалось оказывать мне всяческую поддержку в осуществлении моей миссии.

Я зашел еще к генералу Хиллу, начальнику нашего шифровального отделения. Он снабдил меня персональным единовременным кодом и поручил одной из девушек помочь мне освежить в памяти правила пользования им. Это вызвало небольшую задержку, но зато я смог еще раз обдумать план предстоящих действий в Стамбуле. Через три дня после поступления документов из Турции в Бродвей я занял место в самолете, вылетавшем в Стамбул через Каир.