Элмер Поттер - Адмирал Нимиц

Далее Нимиц пишет о том, как он добился успеха и как он доволен своей карьерой. Правда, кое о чем из того, что он написал, ему через короткое время пришлось пожалеть. Вскоре после того как его слова «мой третий и последний ребенок» появились в книге, все его друзья узнали, что скоро появится четвертый, и ему пришлось услышать по этому поводу немало острот от его сослуживцев. Мэри Мэнсон Нимиц родилась 17 июня 1931 года.

Появление Мэри в точности совпало у Нимица с очередной сменой места службы. Его назначили командовать приблизительно тридцатью пятью выведенными в резерв законсервированными эсминцами [35] Консервация кораблей — совокупность организационных и технических мероприятий, проводимых для сохранения выведенных из боевого состава кораблей в исправном состоянии с определенной готовностью к использованию по прямому назначению. на базе в Сан-Диего. 16 июня 1931 года семья Нимицев переехала из квартиры в Сан-Диего на «Ригель», плавучую базу, пришвартованную к бездействующим эсминцам. С этого дня она должна была служить одновременно флагманским кораблем для кэптена Нимица и жильем для его семьи.

«Ригель» оказался красивым и удобным жилищем, потому что жена предыдущего командира наняла для переделки жилых помещений профессионального декоратора. У Нимицев была отдельная кровать, а детям пришлось спать в корабельных койках с занавесками. Спальней Чета стала штурманская рубка. Обслуживающий персонал состоял из повара, стюарта и двух помощников повара.

Элегантность апартаментов несколько портили бельевые веревки над палубой, на которых обычно висели подгузники и прочее белье Мэри.

Серьезную проблему представляли крысы. Им каким-то образом удавалось пробираться на борт, несмотря на специальные щитки-«крысооотбойники» на швартовых тросах. В результате судно приходилось периодически окуривать, после чего крысы дохли прямо в помещениях, таким образом серьезно, хотя и временно, нарушая комфорт плавучего жилища. В качестве нового средства устрашения крыс Нимицы переманили жившую на базе кошку по имени Сувенир. Она оказалась не особенно удачливой охотницей, зато как-то раз отличилась, родив семерых котят под столом во время званого обеда.

Старшие дети были просто в восторге от нового дома, а Чета больше всего радовали котята. Чет и Нэнси с гордостью переводили своих друзей с палубы на палубу до самого последнего эсминца или приглашали покататься на катерах, поднимаемых из воды на берег по рельсам. В таких экспедициях их часто сопровождала постаревшая Полли. Собака имела смущавшую всех привычку отрывать от днищ кораблей то, что Кейт называла «очень, очень дохлые устрицы» и прятать эти раковины в жилых помещениях «Ригеля», где они распространяли чудовищную вонь.

Любимым развлечением Нэнси стали походы в механический цех или плотницкую мастерскую, где она проводила большую часть своего времени. Рабочие с радостью ее принимали, и, к тревоге матери, она стала весьма ловко обращаться с инструментами. Однажды, когда миссис Нимиц гуляла по базе с Мэри, один из старшин, думая обрадовать ее, встал и с энтузиазмом отрапортовал: «Знаете, мэм, Нэнси владеет ацетиленовой сваркой лучше, чем кто-либо в мастерской*. Миссис Нимиц сухо ответила: «Просто замечательно».

Как-то раз Нэнси дали филиппинский кинжал с тяжелым лезвием и легкой ручкой, замечательно приспособленный для метания, но стальные палубы и стальные переборки «Ригеля» не слишком подходили для подобных развлечений. Оглядевшись вокруг, Нэнси натолкнулась на деревянный ящик — холодильник, стоявший возле кухни. Превосходно! Кинжал входил в стенку ящика так хорошо, как только можно было пожелать. Нэнси несколько раз приходила к ящику пометать кинжал и уходила страшно довольная. И вот наступил день адмиральской проверки. Кэптен Нимиц произвел предварительный обход судна, чтобы удостовериться, что все в порядке, и натолкнулся на ящик, изуродованный бесчисленными проколами.

— Кто это сделал? — гневно спросил он.

Моряки, стюарт, поварята — а они все обожали Нэнси — всем видом выражали неведение. Все, включая повара, настаивали на наименее правдоподобном варианте — на том, что они никогда не замечали «эти странные отверстия» прежде. У Нимица все же были определенные подозрения и, когда Нэнси пришла домой, он сказал: «Пошли со мной» и отвел ее к морозильнику.

— Это ты сделала?

— Да.

— По-твоему, это умно? — И ушел. Ни наказания, ни выговора. «Это было намного лучше, чем какая-нибудь тирада, — вспоминала Нэнси, — Эта фраза прозвучала почти презрительно. Как можно быть настолько глупым? Как мой собственный ребенок мог быть настолько глуп?»

«Он очень строгий, — заметил один из кухонных работников с “Ригеля”.— но этим деткам у него и убийство сойдет с рук». На самом деле Нимиц просто предпочитал влиять на поведение детей, беседуя с ними, и часто они спорили с ним. Для матросов, воспитанных в другой атмосфере, это выглядело как грубая непочтительность, но Нимиц, уважая интеллект детей, признавал их право на дебаты. Конечно, были определенные пределы, и они об этом знали, и когда пределы превышались, кэптен начинал свои увещевания с такой преамбулы: «Неужели у вас, дети, нет никакого уважения к родителям?» Ругая Чета, он начинал так: «В Аннаполисе тебе не разрешат…» или «В Аннаполисе тебе придется..».

Однажды за столом кэптен нахмурился и прочистил горло. Очевидно, детям грозил очередной выговор. Прежде чем он успел начать, Чет спросил ясным голосом: «Ну и что это будет на сей раз, папа?»

«Что ты имеешь в виду?»

«В Аннаполисе…» или «Неужели у вас, дети, нет никакого уважения к родителям?».

Кэптен пытался выглядеть строгим, но миссис Нимиц чуть не лопнула от смеха. Нимиц поворчал немного, потом тоже расхохотался, и, к возмущению матросов, вся семья хохотала во все горло. Ни одному Нимицу, пусть даже и кэптену, непозволительно было говорить такими избитыми фразами.

Старшие дети к этому времени поняли, что их родители были выдающимися фигурами в нескольких смыслах. Взять хотя бы то, что они никогда не ссорились. Дело было не в том, что они просто воздерживались от выяснения отношений в присутствии отпрысков. Просто Честер и Кэтрин достигли такого взаимопонимания и гармонии, что у них не было причины для препирательств. Также дети не могли не заметить то, что их отец никогда не повышал голос и всегда использовал вежливые слова, даже когда он хотел выразить сильное недовольство. И он никогда ни при каких обстоятельствах не ругался и все же мог поставить злодея на место с помощью слов — причем делал это лучше, чем другие — с помощью злости и ругательств.

Нимиц использовал непристойные выражения только в качестве изюминок в многочисленных рассказах, которые он собрал, а иногда и сам придумывал, чтобы иллюстрировать какие-нибудь скучные объяснения или чтобы развлечь друзей. Он был замечательным рассказчиком, и во время Второй Мировой войны его неисчислимые истории — применительно к любой жизненной ситуации — прославились на весь Тихий океан.