Валентин Масальский - Скобелев: исторический портрет

Понятно, как остро интересовали его немецкие методы обучения войск, тактика, вооружение. Готовясь к поездке, он всесторонне изучил литературу, выяснив для себя пробелы, которые следовало восполнить, и явился на маневры во всеоружии знаний. Он внимательно присматривался к действиям частей двух корпусов, занося свои наблюдения в неизменную записную книжку, приобретал новую немецкую литературу, основательно изучил страну и объехал всю границу с Россией. Подходя к задачам своей командировки в первую очередь утилитарно, он старался выяснить и недостатки и сильные стороны боевой подготовки германской армии, которые можно было, критически осмыслив, использовать у себя.

Практическим результатом командировки явился весьма объемистый отчет, представленный Скобелевым военному министру в ноябре 1879 г., — больше 200 страниц большого формата убористого почерка. Впервые он был напечатан Военно-Ученым комитетом Главного штаба в 1883 г. под грифом «Доверительно; для личного ознакомления» и под названием «Извлечение из отчета генерал-адъютанта Скобелева о маневрах I, II и XV германских корпусов в 1879 г.» (опубликован в открытой печати в «Военном сборнике», 1897, № 1). Судя по объему, это действительно лишь извлечение из представленного Скобелевым обширного труда, в который он, как писал дяде, «вложил все сердце». Но и в этом сокращенном варианте отчет представляет собой замечательный образец глубокого анализа сильных сторон и недостатков чужой армии, пример научной основательности и объективности. После этой своего рода рекогносцировки Скобелев, несомненно, стал лучшим в России знатоком германской армии.

Общение с немецкими военными и лицами из свиты германского императора показало Скобелеву, что немцы всерьез и активно готовятся к войне. Высокопоставленные немцы допускали высказывания, которые не могли не уязвлять его патриотизма и самолюбия. Об этом мы знаем, например, из мемуаров В.В.Верещагина, с которым Скобелев встретился после маневров в Париже: «Скобелев возвратился с маневров германской армии, совершенно проникнутый уверенностью, что столкновение наше с немцами близко. В Париже, в своем крошечном кабинете, он с возбуждением рассказывал… как отпускал его в прощальной аудиенции старый император германский. Рассказывая, Михаил Дмитриевич, как тигр, бродил из угла в угол, останавливаясь по временам, чтобы представить сидящего на лошади императора Вильгельма и некоторых лиц свиты его. Его величество сидел, подбоченившись на коне, и от него в обе стороны тупым углом стояла громадная, бесконечная свита из немецких офицеров всех рангов и военных агентов всех государств. Когда Скобелев выехал, чтобы откланяться, император Вильгельм сказал ему: «Vous venez de m'examiner jusqu'aux mes boyaux, vous venez de voir deux corps, mais dites à sa Magesté que tous quinze sauront au besoin faire son devoir aussi bien que ces deux — la» [8] «Вы явились, чтобы проэкзаменовать меня до моих внутренностей, вы видели два корпуса, но скажите его величеству, что при необходимости все пятнадцать исполнят свой долг так же хорошо, как эти два» (фр.). .

Скобелев тогда же занес эти слова в записную книжку…» Следующий случай «еще более усилил в Скобелеве уверенность в том, что нам не избегнуть в близком будущем разрыва с немцами из-за австрийцев; покойный принц Фридрих-Карл, должно быть, на правах лихого кавалериста, считавшего возможным говорить то, о чем дипломаты помалчивали, дружески ударив Скобелева по плечу, вдруг выпалил: «Lieber Freund! Macht was ihr wollt — Österreich muss nach Saloniki gehen» [9] «Дорогой друг! Как хотите, но Австрия должна идти на Салоники» (нем.). .

— Так-то! — говорил Михаил Дмитриевич, бешено шагая по всей клетушке, — так это, значит, решенное дело, что австрийцы возьмут Салоники, они будут действовать, а мы будем смотреть — нет, врешь, мы этого не допустим».

Справедливости ради следует отметить, что и Михаил Дмитриевич во время этих маневров давал волю своим антигерманским чувствам. Русские газеты об этом не писали, но вот что было, например, напечатано в парижской «La France»:» В 1879 г., когда он в качестве военного представителя присутствовал на больших немецких маневрах в Эльзас-Лотарингии, жители Страсбурга на большом смотру… видели его гарцующим в двадцати шагах от императорского главного штаба, к которому он не хотел примкнуть, и громко хохочущим при виде того, как целые прусские роты теряли сапоги, завязавшие в грязной почве».

Как политические, так и военные наблюдения, заставившие Скобелева сделать вывод о высоком уровне боевой подготовки германской армии, требовали, по его мнению, соответствующих выводов и практических действий с русской стороны. Всеми доступными ему средствами Скобелев добивался осознания факта растущей угрозы с запада правительством и высшими военными кругами. Основываясь на полученном знании Германии и ее армии, он выполнил важнейшую и трудоемкую работу — разработал план войны с Германией. В этом факте отразилось многое: и ответственность, которую чувствовал Скобелев за судьбы России и армии, и его огромная работоспособность, и, конечно, уверенность в том, что главнокомандующим в случае, если бы эта война стала реальностью, будет он.

Но даже в этот период напряженной военно-научной работы и усилий по повышению боевой выучки войск корпуса, дислоцированного в стратегически важном районе, Скобелев мечтал о боевой деятельности. В письме дяде он сознавался, что его продолжает «тянуть на выстрел» и ему будет тяжело не участвовать в военных действиях, если они будут где-либо происходить. Он спрашивает своего осведомленного дядю, что делается в Восточной Румелии, Македонии и в Закаспии, в отряде генерала Лазарева. Как это всегда бывало в их переписке, вопрос племянника означал желание быть направленным в любой из этих районов, и подразумевалось, что дядя, министр двора, похлопочет о назначении.

Как раз в это время произошло событие, приковавшее внимание правительства и военного руководства к восточной границе, к Средней Азии. Здесь решалась политическая и военная задача, также близкая Скобелеву: противодействие английской экспансии, защита интересов России на Востоке, которую он справедливо связывал с положением России в Европе.

После экспедиций 60—70-х гг. между русскими владениями в Средней Азии и Каспийским морем оставалась незанятой обширная территория Туркмении (исключая основанный в 1869 г. Красноводск). Продвижение англичан, начавших в 1878 г. войну против Афганистана, заставило русское правительство поторопиться с решительными действиями. Но борьба в Туркмении отличалась большей продолжительностью и большим упорством. Сопротивление оказывали главным образом текинцы, воинственное кочевое племя, терроризировавшее другие туркменские племена, уже вошедшие в состав России или желавшие этого, и державшее в постоянном страхе население пограничных русских владений. Со времен Петра I иомуды (племя, занимавшее прикаспийскую территорию) желали жить в составе России. В 1874 г. эта область с Красноводском и Чикишляром была объявлена русской провинцией. В Ахал-Теке было направлено посольство с предложением добрососедства, но встретило отказ. Англичане усилили интриги против России, поощряли набеги текинцев на русские военные посты и города на побережье, снабжали текинцев оружием. Необходимость военного решения становилась очевидной. Главной задачей было занятие Ахал-Текинского оазиса, лежавшего за обширной пустыней, и овладение крепостью Геок-Тепе (Денгиль-Тепе). В течение 1877 и 1878 гг. малыми силами было предпринято несколько частных, недостаточно подготовленных и потому неудачных попыток продвинуться вглубь страны. Текинцы поняли неудачи русских как доказательство их неспособности преодолеть пустыню и достигнуть оазиса. Такой же была реакция соседних государств. Престижу России и ее позициям в Средней Азии угрожала серьезная опасность.