Джузеппе Гарибальди - Джузеппе Гарибальди. Мемуары

Начиная поход с тысячью бойцами, Гарибальди был уверен, что к этой «Тысяче» «присоединятся миллионы». Эта уверенность объяснялась не только правильным учетом обстановки в Италии, но и осознанием того факта, что в подавляющем большинстве «Тысяча» состояла из представителей народа, из трудящихся, и поэтому неминуемо к ней должны были присоединиться народные массы. В своих воспоминаниях Гарибальди с гордостью писал о социальном составе «Тысячи», подчеркивая, что в ней были широко представлены трудящиеся.

До сих пор в научной литературе ведутся дискуссии и спорят по вопросу об отношении Камилло Кавура к экспедиции «Тысячи». Спорящие стороны иногда выдвигают новые доводы, приводят неизвестные документы. Однако эти документы не могут опровергнуть известные уже факты, установленные при исследовании деятельности Кавура: они лишь дополняют и уточняют наши знания о нем. Весь спор сводится лишь к различной оценке тех или иных фактов. А встречающаяся неправильная оценка политики Кавура является, на наш взгляд, результатом отсутствия объективности или скоропалительности.

Кавур не только пытался заставить Гарибальди отказаться от экспедиции, но и намеревался арестовать его, чтобы сорвать отправку «Тысячи». Гарибальди писал по этому поводу в своих воспоминаниях, что правительство Кавура с самого начала стало окружать волонтеров «сетью проволочек и задержек, которые преследовали экспедицию до последнего мгновения» [474].

Пренебрегая давно опубликованными и широко известными документами, традиционная буржуазно-либеральная историография утверждает, что Кавур не мог не содействовать более или менее тайно экспедиции в Сицилию. Некоторые, более осторожные в своих формулировках, авторы утверждают: да, возможно, что Кавур и не содействовал отправке экспедиции, но заслуга его состоит в том, что он не помешал ей. На самом деле Кавур не помешал отправке «Тысячи» лишь потому, что не был в состоянии сделать это, будучи вынужденным считаться с общественным мнением. Об этом писал сам Кавур, об этом свидетельствуют многие мемуаристы, в том числе и Гарибальди. Вот письмо Кавура от 12 мая 1860 г. послу Пьемонта в Париже К. Нигра: «…Сожалею об экспедиции Гарибальди, и я делаю и буду делать то, что возможно, чтобы она не вызвала новых осложнений. Я не помешал Гарибальди провести в жизнь свой проект, так как для того, чтобы это сделать, пришлось бы применить силу. А ведь правительство не может пренебрегать тем, что попытка остановить Гарибальди вызвала бы огромное недовольство… Желая рассеять интриги оппозиции накануне выборов… я не могу применять насильственные меры, чтобы помешать помощи, предназначенной для Сицилии». Далее Кавур пишет, что он никогда не думал, что Гарибальди «будет столь сумасшедшим», чтобы попытаться вторгнуться в пределы Папского государства (а этого он больше всего боялся, так как неприкосновенность владений папы охранялась Наполеоном III), и сообщает, что, получив известие о высадке небольшого отряда в Таламоне, он приказал адмиралу Персано остановить судна Гарибальди в водах Сардинии и «всюду, где бы они ни находились» [475].

Известно, что после того как папская армия рассеяла отряд Дзамбьанки, высадившийся в Таламоне, остатки его были задержаны пьемонтскими властями, а Дзамбьанки был арестован и длительное время содержался в заключении. Если бы Кавур был более уверен в своих силах, он послал бы вооруженный отряд на виллу Сиинола и волонтеры были бы рассеяны. Но он вынужден был считаться с духом времени, с патриотическим подъемом, который царил по всей Италии в революционный 1860 г. [476]Совершенно правильное объяснение отношения кавуристов к экспедиции «Тысячи» дал сам Гарибальди: «Люди Кавура, — писал он в своих воспоминаниях, — не могли открыто сказать „Не хотим экспедицию в Сицилию“ — общественное мнение народа осудило бы их…» [477]Но, как отмечала туринская газета «Il Diritto», Кавур делал все возможное, чтобы помешать экспедиции Гарибальди: он остановился лишь перед опасностью гражданской войны [478]. «Насильственно удержать Гарибальди было бы опасно», — писал Кавур Риказоли 16 мая 1860 г.

На протест посла королевства Обеих Сицилий против подготовки экспедиции Кавур ответил, что невозможно помешать Гарибальди без того, чтобы не скомпрометировать правительство [479].

Таким образом пьемонтские власти не смогли воспрепятствовать отплытию экспедиции «Тысячи». Неаполитанские же суда, сторожившие в Тирренском море, не сумели помешать высадке ее в Марсале 11 мая.

Нельзя без волнения читать рассказ Гарибальди о битвах за освобождение Сицилии и Южной Италии. С искренним пафосом повествует он в своих «Мемуарах» о сражениях, которые, по словам Энгельса, носили печать военного гения. Калатафими, Палермо, Милаццо, Реджо, Вольтурно — каждая из этих битв зажигала энтузиазмом итальянских патриотов, изумляла современников. Подробно изучая поход Гарибальди из Марсалы в Палермо, Энгельс отметил, что это — «один из наиболее удивительных военных подвигов нашего столетия, и он был бы почти необъясним, если бы престиж революционного генерала не предшествовал его триумфальному маршу» [480].

Гарибальди действовал в Сицилии в тесном контакте с повстанческим движением. Посоветовавшись с местными руководителями республиканской партии, партизанский вождь выработал общий план действий. К Гарибальди начали стекаться повстанцы, вооруженные кто чем мог — пиками, саблями, ножами, дубинами, топорами [481]. Уже в Салеми, находящейся близ Марсалы, к отряду Гарибальди присоединились 4 тысячи вооруженных крестьян. Под Палермо Гарибальди уже имел в своем распоряжении 8 тысяч человек. Но в столице Сицилии находилась 20-тысячная, хорошо вооруженная армия и сконцентрированный королевский флот. Рассказывал о мужестве и отваге краснорубашечников и присоединившихся к ним повстанцев, штурмовавших Палермо, Гарибальди пишет, что «все были готовы похоронить себя под развалинами прекрасного города» [482]. Из этой битвы, как и из всех других, гарибальдийцы вышли победителями.

Во всех операциях Гарибальди давал лишь общие указания, остальное предоставлялось инициативе низших командиров. В чинах гарибальдийцы повышались очень часто, в особенности после битвы. Возведение в тот или иной чин проводилось по требованию самих волонтеров, выдвигавших своих лучших товарищей, отличившихся в боях, Гарибальди лишь утверждал эти решения. Гарибальди уделял много времени воспитанию своих солдат. Часто во время отдыха части можно было увидеть его у палаток или на поле беседующим с бойцами. Сам беззаветно преданный общему делу, самоотверженный, храбрый и дисциплинированный, он старался такие же качества воспитывать и у своих бойцов. Вне военного строя, Гарибальди — брат и товарищ каждого бойца. Такое отношение к бойцам вызывало к нему их любовь и преданность. Вне боя он такой же, как и все волонтеры: сам ухаживает за своей лошадью, спит на голой земле с седлом под головой и наравне со всеми переносит трудности и лишения походной жизни. Он часто повторял своим друзьям: «Великих подвигов не пугаюсь и скромными не брезгаю».