Джузеппе Гарибальди - Джузеппе Гарибальди. Мемуары

Я считаю, что американский солдат-кавалерист не уступает никому в любом виде боя. И я полагаю, что ему нет равных в умении преследовать разбитого неприятеля и захватывать его в плен. Американский кавалерист — это настоящий центавр, чье стремительное движение не может остановить ни одно препятствие. Если дерево мешает проехать прямо, он пригибается к спине своего скакуна и проскальзывает лежа на нем. Если на пути оказывается река, американец устремляется в воду, держа оружие в зубах, и поражает неприятеля посреди потока. Кроме болас при нем всегда страшный нож, неразлучный товарищ всей его жизни, с которым он обращается с исключительным проворством, быть может даже несколько чрезмерным.

Несчастная участь ожидает неприятеля, которому, из-за того, что его усталый конь оказался bolleado — заарканенным, не удастся ускользнуть от ножа преследователя. Тот соскакивает с коня, перерезает этим ножом горло упавшего и снова несется вперед, чтобы догнать других; мне нужно больше времени, чтобы описать все это. Причиной того, что с такой легкостью совершается убийство, служит, по всей вероятности, неизменный обычай употреблять в пищу только мясо и каждый день резать скот. Под влиянием таких привычек эти не знающие страха люди ввязываются даже после одержанной победы в такие стычки, которые вызывают ужас.

Один из таких боев разыгрался недалеко от меня между неприятельским солдатом, под которым убило коня, и нашими людьми. Упав с коня, он стоя стал сражаться с теми, кто вынудил его спешиться, и ему пришлось плохо, когда подошел другой из победителей, а затем еще один. В конце концов этот храбрец бился против шести человек и к тому же стоя на коленях, ибо он был ранен в бедро; я подбежал, чтобы спасти жизнь такому человеку, но было уже слишком поздно.

Наша победа была полной; мы преследовали наголову разбитого противника на расстоянии нескольких миль. Однако эта победа не принесла тех реальных результатов, каких следовало ожидать, ибо из-за того, что у нас не было хороших лошадей, многим солдатам противника удалось спастись. И все-таки, за все время, проведенное нами в Сальто, для нас было большим удовлетворением видеть это отступление неприятеля.

Я рассказал несколько пространно о сражении 20 мая, так как оно было действительно замечательно и достойно того, чтобы им гордиться. Оно произошло в чудесной местности, на равнине, там, где климат и небо напоминали нам нашу прекрасную родину. Были отчетливо видны любое наше передвижение, любой наш маневр против воинственного противника, который имел значительно больше отличных лошадей — главного средства в этом виде войны. Происходили одиночные и массовые стычки в конном строю, в которых обе стороны соперничали друг с другом в храбрости. Хотя наша кавалерия значительно уступала неприятельской, она творила в этот день настоящие чудеса. Что касается пехоты, то я приведу слова майора Карбалло, который был вместе с нами при Сант-Антонио и Даймане. Сражаясь в обоих случаях как храбрец, каким он и был в действительности, Карбалло получил в каждом сражении по пулевому ранению в лицо совершенно симметрично — в правую и левую щеки, в двух пальцах ниже глаз. Карбалло был ранен в начале сражения и не захотел покинуть поле боя. К концу его он попросил у меня разрешения отправиться в Сальто, чтобы получить там медицинскую помощь.

Когда он проезжал мимо городской батареи и его спросили, чем закончилось сражение, он коротко ответил (так как не мог много говорить): «Итальянская пехота стоит тверже, чем ваша батарея».

Я горячо желаю, чтобы этот рассказ глубоко запал в душу наших молодых итальянцев, которым, надо полагать, предстоит еще, к несчастью, помериться силами с нашими спесивыми соседями; и чтобы там ни было и какими бы надеждами себя ни тешить, нужно помнить о том, что по вине правительства и священников мы еще очень далеки от обладания материальной и моральной силой, необходимой для того, чтобы должным образом сразиться с могущественными захватчиками.

«Кавалерия, кавалерия!», — пришлось мне слышать крик наших ребят, которые — стыдно сказать об этом — бросали оружие и обращались в бегство, устрашенные воображаемой опасностью. Кавалерия! Но при Сант-Антонио и Даймане итальянцы смеялись над лучшей в мире кавалерией; и надо учесть, что у нас были плохие кремневые ружья! Как же можно сражаться сегодня, имея столь усовершенствованное оружие!

По части кавалерии мы уступаем всем соседним нациям, которые привыкли попирать наши права и которые все еще пытаются осуществить лелеемые ими против нас захватнические планы. Не принижая роли кавалерии, значение которой чрезвычайно важно в некоторые моменты войны, следует приучить наших молодых воинов к мысли (и заставить поверить в нее), что пехота никогда не должна бояться кавалерии.

Представим себе роту, подобную той, которая сражалась при Даймане: сто бойцов, стоящих вплотную друг к другу и занимающих десять квадратных метров. Как ни была многочисленна неприятельская кавалерия, едва лишь пять кавалеристов смогли бы атаковать по фронту каждую из сторон каре [151] Каре — линейный строй пехоты в форме четырехугольника; применялся главным образом для отражения кавалерийских атак. , при этом огонь могли бы вести две шеренги, т. е. двадцать солдат. Следует предположить, что там, где пехота не даст себя запугать, пяти или десяти атакующим кавалеристам никогда не удастся приблизиться настолько, чтобы скрестить свои сабли со штыками, — учитывая ту степень совершенства, которой достигло современное пехотное оружие.

Как я уже сказал, в журнал Итальянского легиона, который вел а Монтевидео Анцани, занесены имена убитых, раненых и отличившихся в различных сражениях, в которых пришлось участвовать Легиону. Тем не менее, нелишне будет упомянуть некоторых из моих отважных братьев по оружию, чьи имена я запомнил.

В боях, которые вел Итальянский легион во время кампании на Уругвае, были убиты:

Бадано (лигурийский сержант), самый прекрасный, самый отважный из воинов Легиона. Никто не отличился так, как он, во многих сражениях, и особенно при Сант-Антонио. При нашем возвращении в Монтевидео он испросил разрешения временно вернуться в Сальто, где его застало новое нападение на этот город, совершенное Сервандо Гомесом, генералом из армии Орибе. Бадано не мог остаться в стороне, когда шел бой. Сражаясь с подобающей ему храбростью, он погиб, дорого продав свою жизнь.

Санто Н., пьемонтский капрал, не уступавший в смелости Бадано. В начале сражения у Сант-Антонио он был поражен тремя пулями, пробившими ему обе ноги и изуродовавшими лицо. Я помог ему сесть на коня и отправил его с провожатым, но он не достиг Сальто. На следующий день его труп был обнаружен в Уругвае.