Владимир Зворыкин Зворыкин - Мемуары изобретателя телевидения

Практически на каждом углу какой-нибудь оратор (чаще всего, прибывший с фронта солдат) призывал обступившую его голытьбу требовать передачи власти Советам, до хрипоты повторяя: «Долой всё!» [44] Вскоре после Февральской революции главными лозунгами большевиков стали: «Вся власть Советам!», «Долой десять министров-капиталистов!» и «Долой войну!». У особняка знаменитой балерины вечно стояла толпа в надежде увидеть Ленина, который там жил и нередко обращался к собравшимся с балкона [45] После отъезда из Петербурга в марте 1917 года известной танцовщицы Матильды Кшесинской в её особняке разместился Центральный комитет и другие органы большевистской партии. Принято считать, что Ленин выступал с балкона лишь однажды – 3 апреля 1917 года. . На фронтах ситуация обстояла совсем худо. Армия была дезорганизована. Отчаянные попытки сдержать наступление вражеских войск терпели неудачу за неудачей, и теперь немцы надвигались на Петроград. Для защиты столицы Временное правительство спешно формировало новые части (в основном, из офицеров и добровольцев). Город полнился невероятными слухами, а что происходит на самом деле, никто не знал. Даже в газетах теперь печатали небылицы.

Однажды мне пришла повестка с требованием незамедлительно явиться в революционный трибунал. Ничего хорошего она не сулила. Поговаривали, будто другие офицеры, получившие такую повестку, домой после суда не вернулись. Кого-то отправили в тюрьму, кого-то расстреляли на месте. Для приговора достаточно было одного обвинения бывшего подчинённого.

Явившись по указанному адресу, я не без удивления обнаружил, что трибунал заседает в здании вокзала. Зал был полон людей, в основном солдат. За длинным, покрытым красным сукном столом сидели судьи – двое военных и гражданский. Председательствующий вызвал меня по фамилии, и я вручил ему свою повестку. Порывшись в стопке лежавших перед ним бумаг, судья извлёк какой-то рукописный листок и, пробежав его глазами, объявил, что у него имеется заявление от моего бывшего денщика «товарища Константина», который обвиняет меня в жестоком обращении. Я ушам своим не поверил! Толстый и ленивый Константин был, наверное, самым избалованным денщиком на свете. Он быстро понял, что со мной можно работать спустя рукава, а я его вовремя не приструнил. После революции этот лежебока и вовсе потерял совесть: что-либо делать перестал, пропадал где-то целыми днями, являясь только за жалованьем, которое я продолжал неизменно ему выплачивать.

В совершенной растерянности я спросил судью, в чём именно состоит обвинение, ибо не могу припомнить ни одного случая, когда бы хоть раз жестоко обошёлся с Константином. «Товарищем Константином», – поправил судья, смерив меня полным ненависти взглядом, и попросил пригласить в зал истца. Вошёл Константин и, краснея от смущения, заладил что-то о том, как до революции все офицеры только и делали, что издевались над денщиками. Судья строго прервал его, потребовав привести конкретный пример. Тогда, к моему немалому изумлению, Константин рассказал, как я издевался над ним, заставляя часами считать в «какую-то трубочку». Речь, конечно же, шла об экспериментах с беспроводным телефоном. Но взглянув на судей, я понял, что объяснить им это будет непросто: все трое верили каждому слову Константина, на глазах наливаясь праведным гневом.

Вдруг с задних рядов поднялся человек и с разрешения председательствующего обратился ко мне с вопросом: не была ли эта «трубочка» микрофоном, и правильно ли он догадался, что я вёл настройку радиотелефона? Получив подтверждение, он разразился страстной речью в мою защиту, обозвав Константина «беспросветным невеждой», который, вместо того чтобы благодарить судьбу, подарившую ему возможность принять участие в разработке одного из самых передовых открытий двадцатого века, обвиняет меня в жестокости. Обращаясь попеременно то к судейской тройке, то к собравшимся, этот незнакомый мне человек говорил до того убедительно, что в зале поднялся ропот, а судьи начали перешёптываться. Наконец, председательствующий объявил, что иск «товарища Константина» отклонён и что я могу быть свободен. После чего, повернувшись в сторону Константина, он прошипел: «Уйди с глаз, и чтобы духу твоего здесь больше не было».

Недели через две Константин, как ни в чём не бывало, явился ко мне за жалованьем и, получив его, тут же снова исчез. В тот период мне стало известно, что для отправки на фронт срочно создаётся батарея тяжёлых самоходных и буксируемых орудий [46] Зворыкин не уточняет время, скорее всего, речь идёт о лете или ранней осени 1917 года. . Её формирование было поручено офицеру, с которым меня связывала давняя и прочная дружба. Как-то в разговоре он посетовал на острую нехватку квалифицированных кадров (в первую очередь, механиков грузового транспорта и инженеров радиосвязи) и спросил, не соглашусь ли я занять должность инструктора по подготовке шофёров, механиков и связистов. После недолгих колебаний я принял предложение и переехал на окраину Петрограда, где размещалась батарея.

Многое из того, чему мне предстояло обучать солдат, я и сам хорошенько не знал, поэтому первым делом с головой погрузился в изучение устройства огнестрельных орудий, тягачей, грузовиков и легковых автомобилей (в основном, американского или французского производства). Львиная доля времени уходила на ремонт самоходных машин и подготовку шофёров. На моё счастье, мне удалось договориться о переводе в батарею Лушина, который прибыл вместе со своим мотоциклом. Он быстро освоил все премудрости управления тяжёлой техникой и помогал мне обучать остальных.

Несмотря на все меры безопасности, аварии были нередки. Хорошо, если дело заканчивалось небольшими поломками и ушибами. Но случались и более тяжёлые травмы. Однажды мы с Лушиным чудом остались живы.

Батарея получила новый автомобиль французской фирмы «Рено» – легковой с открытым верхом. Мы с Лушиным поехали получать его в железнодорожном депо, куда он прибыл на товарняке прямо из Билланкура [47] В годы Первой мировой войны завод «Рено» в Билланкуре был главным поставщиком тяжёлых грузовиков, артиллерийских тягачей и танков для Антанты. – в комплекте с парой запасных колёс и целым ящиком инструментов и запчастей. Не автомобиль, а конфетка. По пути назад мы уткнулись в хвост длинной вереницы конных повозок. Они стояли не двигаясь – видимо, где-то впереди был затор. Сидевший за рулём Лушин решил его объехать. Он вырулил на пустую встречную полосу, и мы с ветерком домчали до начала очереди. И только тут поняли, что транспорт стоит перед опущенным железнодорожным шлагбаумом. Лушин ударил по тормозам. Автомобиль со скрежетом пролетел ещё несколько метров и остановился у самого выезда на пути. Тут к своему ужасу мы увидели, что прямо на нас на бешеной скорости несётся поезд. Лушин попытался дать задний ход, но второпях забыл, что в «Рено» коробка передач устроена иначе, чем в других машинах. И мы поехали, но не назад, а вперёд. Дальше всё происходило как в кошмарном сне. От удара автомобиль полетел в кювет, а нас обоих подкинуло и выбросило из кабины в разные стороны. Падая, я успел увидеть, как на фоне неба, точно пущенные жонглёром, парят, лениво вращаясь, запасные колёса.