Анатолий Куликов - Тяжелые звезды

Так что ни ОБСЕ, ни МККК к внутренним войскам, пока я находился в Чечне, никаких претензий не имели, и это тоже являлось результатом хорошо отлаженного сотрудничества. И все гуманитарные конвои Красного Креста проходили под нашей доброжелательной опекой: нам сообщался маршрут и время движения конвоя. Я тотчас ставил задачу на сопровождение колонны, и она беспрепятственно шла через любые посты и заставы, но строго под нашим контролем.

Несколько сложнее складывались наши отношения с другой гуманитарной организацией, известной под именем «Врачи без границ». Мы никак не препятствовали их благородной работе, но вовсе не собирались смотреть сквозь пальцы на то, что помощь, которую оказывала чеченским боевикам эта организация, носила несколько специфический характер и не всегда ограничивалась собственно медицинской помощью. Получив однажды сообщение, что вместо гуманитарного груза чеченцам доставлены радиостанции, я поставил задачу оперативно-поисковым подразделениям тщательно ее проверить. Когда убедился, что это правда, пригласил к себе женщину, возглавлявшую миссию «Врачей без границ», и невинно поинтересовался, по какому маршруту проследовал ее предыдущий груз и что он из себя представлял. Свою версию она изложила без запинки, вот только покраснела и сникла, когда мне пришлось открыть ей глаза на истинное положение вещей. На том и расстались.

В один из дней, кажется, в начале 1996 года, когда по приглашению Лондонского университета я прилетел в Великобританию на международную конференцию, в моем гостиничном номере раздался телефонный звонок. На русском языке с очевидным английским акцентом его обладательница заявила, что является Марией Бенигсен, продолжательницей рода того самого графа Бенигсена, что был описан Львом Толстым в романе «Война и мир». «Я хотела бы встретиться с вами, господин генерал, — сказала она, — и задать несколько вопросов, касающихся темы войны в Чечне». Из ее слов я понял, что эта просьба не продиктована праздным любопытством, и охотно принял ее предложение, попросив, правда, заранее прислать помощника Марии с перечнем тех вопросов, которые она хотела бы обсудить.

Вскоре мы согласовали все детали, и уже через день, захватив в качестве сопровождающего помощника военного атташе при посольстве России в Великобритании, я был в гостях у госпожи Бенигсен. Она не делала секрета из того, что является сторонницей генерала Дудаева и независимости Ичкерии. Более того, эту убежденность она вынесла после встреч с самим Дудаевым, и теперь ей хотелось понять, насколько права она, высказав поддержку этой справедливой, по ее оценкам, национально-освободительной борьбе. В словах Марии Бенигсен, вполне корректных по форме, явственно ощущалось беспокойство, свойственное всему британскому обществу. Действительно, как относиться теперь к России, когда в сообщениях с Северного Кавказа вновь реанимируются призраки «ограниченных контингентов» и «героических моджахедов» — всего того, что после войны в Афганистане вызывает на Западе аллергию ко всему русскому и российскому?

Я сразу понял, что правнучка российского генерала относится к тому типу людей, чье книжное воспитание сформировало свои представления о справедливости. О том, как следует поступать честному человеку, если кто-то, по ее мнению, оказался в беде. В основе таких ощущений лежит благородство и самые чистые порывы души. И если люди на них не зациклены, трезвые оценки очевидцев всегда открывают им глаза, как и любая иная информация, если она не тенденциозна и свободна от предубеждений.

Надеюсь, что не потерял ни своего, ни чужого времени, откровенно рассказав госпоже Бенигсен о ситуации в Чечне. Еще один человек понял, что на другой чаше весов, на которых и следует определять меру справедливости, лежат судьбы многих тысяч людей — обобранных, униженных, изнасилованных и убитых в Чечне. Что свобода чеченского народа и свобода бандитской Ичкерии в моих глазах не являются синонимами. Что никто из нынешних российских генералов не является последователем тактики «выжженной Чечни», которую в обстоятельствах своего времени применял современник ее далекого деда Бенигсена другой генерал — Алексей Петрович Ермолов. Что сам я, А.С. Куликов, вовсе не являюсь врагом чеченского народа, а как раз напротив — убежденный интернационалист. Потому как вырос в многоликой кавказской среде и могу ругаться на всех ее языках, включая греческий… И я рад, что мои аргументы показались ей убедительными. В конце нашей многочасовой встречи Мария Бенигсен уже не казалась столь категоричной, и распрощались мы почти друзьями. Напоследок она улыбнулась: «Кажется, господин генерал, я готова разделить вашу точку зрения…»

Вот эти нравственные искания едва знакомых мне британцев напомнили мне о важном правиле человеческого общения: если ты не в силах убедить одного человека, то тебе не дано убедить и общество. Это касается наших сугубо домашних проблем, особенно тех, что прямо или косвенно касаются обязанности государства и его чиновников разъяснять гражданам собственные поступки.

В предыдущих главах я очень подробно рассказал о том, как внутренним войскам МВД России еще в 1993 году было отказано в опубликовании материалов, которые касались истинного положения в Чечне. Именно этими соображениями было вызвано и то, что руководителю президентской администрации Филатову и вице-премьеру Шахраю я не раз говорил о целесообразности создания мозговой группы — всего несколько человек, — которая могла бы загодя готовить общественное мнение в России в расчете на то, что когда-нибудь вопрос о наведении конституционного порядка в Чечне станет для страны первостепенным. Надо было показать антигуманную, бандитскую суть этого режима, а пропагандистские приемы, которые для такого случая имеются в запасе любого уважающего себя государства, должны были расставить точные акценты.

Это не означает ограничения свободы слова или ограничения прав журналистов на распространение информации. Это означает, что пропаганда твердой и однозначной позиции президента и правительства России тоже имеет право на существование, как и всякий иной информационный продукт. Если, конечно, он не содержит призывов к насилию, не сеет национальную и религиозную рознь. В этом отношении я за цивилизованный подход, который выработан в государствах с устойчивыми демократическими традициями.

Но произошло то, что и должно было произойти в обстановке безволия, беспринципности и верховенства иллюзий, что наш российский народ опять безропотно проглотит те жалкие информационные корма, которые ему сварили все в тех же котлах на Старой площади… И нечего удивляться, что общество хотело знать, какие все-таки ценности мы отстаиваем в Чечне и стоят ли эти ценности той страшной цены, что была уплачена в новогоднюю ночь на улицах Грозного. Оно не видело рабов, которых годами держали на цепи и превращали в скот, оно не могло примерить на себя горе и безысходность той девочки, которую насиловали полтора десятка боевиков. Россияне просто не осознавали опасности безжалостного террора, который позднее превратит в прах их собственные дома в Москве и в Волгодонске.