Анатолий Куликов - Тяжелые звезды

После чего отправился на дачу. Дома меня встречали шампанским, а сияющая от счастья Валя так прокомментировала мою отставку: «Это праздник для меня и для всех чеченских боевиков!..»

Вскоре начали подъезжать друзья, и я не скрою, что до двух часов ночи мы просто пили вино за обретенную свободу.

Правда, почти поминутно в тот день и в следующий я был вынужден поднимать трубку телефона: ободрить меня, как им казалось, в трудную минуту, решили очень многие, в том числе действующие министры, крупные государственные чиновники, писатели, актеры, общественные деятели. По телевидению высказал свою поддержку мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков.

Особенно поразил меня один звонок, раздавшийся на даче 24 марта. Это был замечательный российский кинорежиссер и актер Никита Сергеевич Михалков, с которым мы если и встречались раньше, то только на официальных мероприятиях и не были близко знакомы. Я не стану повторять теплые слова, которые он сказал в мой адрес, но по-мужски меня тронула первая же его фраза: «А.С., я никогда не звонил вам, когда вы были у власти, но сегодня посчитал это своей обязанностью…»

Не остались безучастны и мои коллеги по научной работе. Директор Института социально-политических исследований Российской Академии наук, вице-президент РАН Геннадий Васильевич Осипов предложил работу главного научного сотрудника ИСПИ, а руководитель центра этого института, Игорь Яковлевич Богданов, был готов предоставить на первое время помещение в своем офисе.

Я благодарен этим людям. Что ни говори, но только в такие дни можно понять, уважают тебя люди всерьез или только за должность. Когда ты в силе, когда ты на коне, когда от твоей воли зависит раздача высоких постов, генеральских звезд и прочих привилегий, к министерскому или вице-премьерскому мундиру готовы прильнуть многие. Но они же в первую очередь отшатнутся, как только почувствуют приближение отставки.

Зная это, никогда не жаловал льстецов и подхалимов. Но, не скрою, меня по-человечески задело, что в эти дни мне побоялись позвонить несколько человек, которых я числил если не товарищами, то соратниками по работе в государственной власти. Время показало, что их осторожность оказалась напрасной: почти все они в свое время тоже были уволены.

24 марта приехавшая бригада специалистов отключила у меня на даче телефон кремлевской ВЧ-связи, а вскоре я стал обладателем отпускного билета, дававшего мне право отдыха в течение почти семи месяцев — с 10 апреля по 7 ноября 1998 года. Такой внушительный срок образовался за счет не использованных в прошлые годы отпусков.

Известный указ президента оговаривал, что в отставку я отправлен «в связи с переходом на другую работу». И хотя разговоров о новой работе не было, я посчитал, что за время отпуска все сложится само собой и мне будет сделано какое-нибудь предложение, учитывающее мой опыт, знания и, не скрою, некоторые заслуги перед Отечеством, еще совсем недавно отмеченные одноименным орденом.

Вместо этого в средствах массовой информации некоторые журналисты продолжали муссировать странные слухи о том, что новоявленный отставник Куликов «хотел подмять под себя все спецслужбы» и «готовился в президенты России». Зная, как действуют во власти приводные ремни, нисколько не сомневался, что заказ на мою политическую ликвидацию еще не считается отработанным до конца, а тем, кто инспирировал мою отставку, хочется получить от меня либо сигнал о капитуляции, либо угрозы о публикации очередных «чемоданов с компроматом».

Этим чиновникам нужна была некая определенность. Либо они продолжают бороться со мной всеми доступными методами, либо списывают меня со счетов как битую политическую фигуру.

Они еще не знали, как я буду реагировать.

Но не о подаче каких-либо закодированных сигналов власти думал я, когда 27 марта, во время празднования Дня внутренних войск, на вопрос корреспондента телекомпании НТВ прямо ответил на вопрос о причинах моей отставки. Произнесенная мной фраза, дескать, «не пришло еще время безнаказанно честно служить Отечеству» — облетела всю страну и очень многим запомнилась. Те, кто знают историю, без труда вспомнят, что в схожих обстоятельствах впервые была она произнесена французским маршалом, соратником Наполеона, и я не мог предположить, что в контексте нового времени ее расценят как вызов, как угрозу, как презрение к интриганам из ближайшего ельцинского окружения.

Газета «Московский комсомолец» писала в те дни: «Как ни странно, увольнение Куликова может оказаться самым радикальным из шагов, предпринятых президентом. Уволенный крепко держал в руках колоссальную махину МВД. Не зря в день увольнения президент совещался с начальником ФСБ и министром обороны. Скорей всего, именно им поручено предупредить любые волнения в милиции. Поверхностный мотив отставки — Ельцин балансирует силы в руководстве правительства: да, убрали Чубайса, но сняли и его оппонента Куликова. Многие обращают внимание на совпадение этого события с возвращением в страну Бориса Березовского в неожиданном статусе советника главы администрации президента…»

А так как на протяжении веков основными способами борьбы с непокорными в России являлись ложь, сыск да каторга (если выгорит), эти мои слова спровоцировали выезд в Ставропольский край целой бригады специалистов по поиску компромата. В Москве же, чтобы хоть как-то зацепить меня, возбудили уголовное дело против одного из заместителей министра внутренних дел.

Но оно с треском лопнуло.

Один из руководителей этого заказного сыска на одной из вечеринок в узком кругу недоумевал: «Не понимаю, как им удалось выскользнуть?!»

Лучшее лекарство от стрессов, связанных с неожиданной потерей работы, это жизнь в свое удовольствие.

Для меня это означало, что, отоспавшись два дня, я отправлюсь в свое любимое место в доме — в мастерскую. Очень люблю своими руками делать и довольно сложную деревянную мебель, и даже простые кормушки для птиц. Первый месяц после отставки посвятил этому занятию. Кроме того, привел в порядок охотничье снаряжение и несколько раз съездил на охоту.

С президентом России впервые после этих событий увиделся 10 апреля, но это была мимолетная встреча, в ходе которой Ельцин довольно тепло сказал, что никаким наветам не верит и продолжает относиться ко мне хорошо. В общем, мы ограничились обоюдной благодарностью за совместную работу. Хотя, не скрою, мне было по-человечески обидно, что президент, принимавший решение о моей отставке, даже не счел нужным переговорить со мной накануне или, скажем, неделю спустя, когда стало ясно, что уволенный с работы «силовой» министр в обиде не рвал на себе рубаху и не названивал в полки с требованием поднять их по тревоге.