Анатолий Куликов - Тяжелые звезды

Хорошо помню, как 2 сентября 1997 года в Пятигорске, в ходе совещания руководителей субъектов Федерации Северо-Кавказского региона, которое мы проводили вместе с Рамазаном Абдулатиповым, командующий СКВО генерал Виктор Казанцев попросил об отдельной встрече для доклада обстановки. В течение часа Виктор Германович настойчиво пытался меня убедить в нецелесообразности размещения войск в районе Ботлиха. Поняв бесперспективность дальнейшей дискуссии, я вынужден был отрезать: «До тех пор пока я, как министр, несу ответственность, войска с Ботлихского направления сняты не будут!»

Подействовало. Ходатайства прекратились. Однако после моей отставки с поста министра, уже в апреле 1998 года, войска оттуда убрали, и этим тотчас воспользовались боевики.

Так как другие направления по всей границе Чечни и Дагестана были перекрыты, то этим внезапно распахнувшимся на границе окном теперь не пользовался только ленивый. В нескольких селах Горного Дагестана террористы построили долговременные оборонительные сооружения из бетона (Помните деньги Бориса Березовского, переданные Басаеву на восстановление Сержень-Юртовского цементного завода? — Авт.), а осенью 1998 года была удовлетворена просьба руководителя Ичкерии Аслана Масхадова… передать чеченской милиции несколько тысяч единиц стрелкового оружия. Министерство внутренних дел России, возглавляемое в ноябре 1998 года генералом Сергеем Степашиным, на самолетах своей транспортной авиации доставляет это оружие в Ингушетию. В аэропорту «Слепцовский», не таясь, его грузят на свои машины чеченские боевики.

Это не ошибка. Это преступление.

Понятно, что вторжение чеченцев в Дагестан было предрешено. 7 августа 1999 года около пятисот бандитов заняли оборудованные инженерные сооружения в нескольких населенных пунктах Ботлихского района Дагестана.

Так началась для России вторая чеченская война.

В тот же период в российском правительстве появился новый премьер-министр — Владимир Путин. Его назначение, его жесткие слова о необходимости борьбы с террористами и начало контртеррористической операции на территории Чеченской Республики ознаменовали собой перемены в российской политике и в российской жизни вообще.

Это можно было определить вот по каким признакам: те же слова, которые ставились мне в упрек и служили поводом для классификации генерала армии А.С. Куликова как законченного «ястреба», в огласовке В.В. Путина уже не вызывали в обществе раздражения или непонимания. Террористы и бандиты, вскормленные мятежным режимом в Чечне, что называется, достали всех. Вторжение в Дагестан, устройство ваххабитских плацдармов в других республиках Северного Кавказа и взрывы жилых домов в Москве и в Волгодонске уже не оставляли сомнений, что громоздкие планы опутывания Чечни колючей проволокой и окапывания противотанковыми рвами не остановят агрессора.

Поэтому слова и действия нового премьер-министра, вскоре избранного президентом России, встретили у меня понимание и однозначную поддержку.

Следует сказать о том, что Россия, издерганная капризным царизмом Ельцина, нуждалась в передышке — в спокойной, мерной, стабильной жизни нормальной президентской республики. Роль такого консолидирующего общество президента мог исполнить Евгений Максимович Примаков. Но выполнить ее довелось другому российскому политику — Владимиру Владимировичу Путину, появление которого в ряду высших руководителей государства многими поначалу воспринималось с удивлением и настороженностью.

Особенно теми, кто не знал Путина и не был осведомлен о его деловых и человеческих качествах.

Впервые я познакомился с ним, прилетев в Санкт-Петербург в начале 1996 года.

Так как губернатора Санкт-Петербурга Анатолия Александровича Собчака, тогда не было в городе, два дня своей командировки я общался с одним из его заместителей — Владимиром Путиным.

Я бы не стал утверждать, что сразу же узнал будущего президента России в этом спокойном, компетентном и довольно молодом человеке, взявшемся сопровождать федерального министра исключительно по долгу службы. Все было буднично, но про себя я отметил, что этот заместитель губернатора совсем не похож на губернского аппаратчика. Держался скромно, но достойно. Со знанием дела говорил о МВД и ФСБ, когда нам приходилось в разговоре касаться этих тем.

На исходе дня приехал Собчак, и мы встретились с ним прямо на заводе монументальной скульптуры, которому МВД России заказало изготовление памятника первому полицейскому. Вместе поужинали. Была добрая атмосфера хорошей, полезной встречи, и вскоре я улетел, оставив о Путине лишь это мимолетное воспоминание и уверенность, что с этим человеком можно иметь дело.

После его переезда в Москву мы стали с ним довольно часто встречаться в правительственных коридорах и уже приветствовали друг друга как знакомые люди. Путин работал заместителем начальника Контрольного управления администрации президента и в этом качестве нередко присутствовал на заседаниях правительства.

Одно из них особенно запомнилось мне, так как имело ко мне непосредственное отношение, а поведение Владимира Путина в особых обстоятельствах по-новому открыло для меня этого человека.

Дело в том, что еще в 1996 году, сразу после назначения меня министром внутренних дел, я с удивлением обнаружил, что МВД ни разу не проверялось высшим контрольным органом.

Мне хотелось провести квалифицированный аудит, чтобы понять, насколько правильно и эффективно расходуются финансовые средства, выделяемые на содержание министерства. Это естественное желание руководителя, который хочет знать, в порядке ли его хозяйство.

Поэтому вскоре я обратился в Контрольное управление с просьбой провести соответствующую проверку финансовой деятельности МВД.

Мое обращение возымело действие. Опытные специалисты обнаружили немало нарушений. Это были и нецелевое использование средств, и довольно подозрительные перечисления денег на депозиты сторонним фирмам, которые не выполнили своих обязательств.

Грехи были, как правило, довольно старые — из тех времен, когда даже счет зарплат и пособий велся на сотни тысяч и миллионы. Но тем не менее мы отнеслись к результатам проверки очень серьезно.

Поначалу фигурировала астрономическая цифра — семь миллиардов рублей… В ходе более тщательной проверки она уменьшилась до трехсот миллионов (По тем временам сумма, эквивалентная шестидесяти тысячам долларов. — Авт.). Но все равно это были серьезные деньги, израсходованные не по назначению. Выводы Контрольного управления позволили мне навести в министерстве порядок.

Эта история к 1997 году уже успела порядком позабыться. Виновные были наказаны, серьезных финансовых нарушений не было. Но некогда мелькнувшая в документах цифра — семь миллиардов — осела в памяти Анатолия Чубайса и немедленно была извлечена на свет, как только наши отношения заметно обострились.