Владимир Зюськин - Истребители танков

Случилось это в декабре 1942 года. Когда раздался мощный взрыв, разрушивший здание, фашисты посчитали, что с крепостью покончено навсегда. Но из обломков дома и после вылетали снайперские пули, уходили бойцы в разведку и по-прежнему четко выполняли свои обязанности наблюдатели и корректировщики огня.

Было в этом что-то символическое. Разрушенное здание служило своей земле, словно раненый боец, не пожелавший покинуть окоп во время боя.

Взорвав дом, фашисты просчитались, как уже не раз просчитывались, намечая даты взятия советских городов. Пройдя в победном марше по европейским государствам (танки часто пожирали километры с открытыми люками, из которых, высунувшись по пояс, гордо взирали победители), фашисты натолкнулись в России на такое ожесточенное сопротивление, что с ужасом заговорили о непознаваемой русской душе. Рассчитывая на внезапность удара, на значительный перевес в технике, они не учли моральный фактор.

Еще в июле сорок второго года боец бригады И. Д. Иванов писал матери:

«Примите от меня красноармейский привет и пожелания вам наилучших результатов в работе и жизни на благо социалистического отечества».

В тяжелейшие дни поражений народ был уверен в победе. В сентябре 1942-го Иванов писал матери:

«Немец, опьяненный и озверелый, прет и забирает нашу землю, радость, жизнь… Тяжело и обидно, но он нас все еще бьет».

Нерушимая вера в победу выразилась здесь словом «еще».

В письме матери, помеченном 1 октября 1942 года, Иванов пишет:

«Я стоял на посту и вспомнил детство. Вспоминал, как вставал в шесть утра, когда синеет небо и исчезают звезды. Появлялось солнце, и иней на земле блестел и серебрился ослепительно ярко, а лес в утренних лучах отдавал зелеными, желтыми и красными оттенками. Холодок бежал по спине, сильно хотелось спать. Но стой! Убеди и заставь себя!»

В этих строках видна органическая связь человека с родной землей, на которой враг начал, как пишет Иван Дмитриевич в этом же письме, «свинничать, пакостить, убивать, грабить».

Не в этом ли загадка русской души? И, словно давая отгадку, Иванов позднее, 3 февраля 1943 года, пишет матери:

«Сегодня русскому разбили нос, а завтра он снесет голову!» И несколько ниже: «Русский раскачался, двинулся, и никакая сила теперь не сможет его остановить!»

Подобные письма слали с фронта почти все солдаты. Выдержки из писем Ивана Иванова здесь приведены, потому что этот боец носил характерную русскую фамилию.

«Сдавайся, русский Иван!» — кричали фашисты в начале войны. А в конце ее большинство из оставшихся в живых, вскинув руки вверх, орало в страхе: «Гитлер капут!»

В ноябре противотанковая бригада полностью вошла в состав 60-й армии, которой командовал генерал Черняховский. Полковник П. П. Тютрин был отозван в тыл из-за болезни. Командиром бригады назначен подполковник Николай Федорович Ментюков.

Когда зима вошла в силу и сковала льдом реку, чаще стали проводиться разведки боем. В очередной из них принял участие командир взвода управления артполка младший лейтенант Воеводин.

В два часа ночи полсотни бойцов, одетых в маскхалаты, поползли по льду реки. Но не одолели и ста метров, как с вражеской стороны открыли по ним огонь. Разведчики ответили тем же, на помощь им пришли наши орудия, однако положение было далеко не равным. Распластавшиеся красноармейцы, залитые светом вражеских ракет, хорошо видны врагу: их маскхалаты, спасавшие на снегу, здесь, на незаснеженном темном льду, выделялись контрастно.

В этом ночном бою потери бригады были значительны. Воеводина ранило дважды. Ему оторвало большой палец на ноге, и разрывная пуля вошла в плечо, а вышла через грудь.

Наскоро перевязанный в пехотной траншее, Воеводин пошел в санчасть, наотрез отказавшись от провожатого. Как он проделал путь в десять километров, не знает никто. Отворив дверь санчасти, истекающий кровью младший лейтенант упал без сознания.

Фашисты, напуганные нашей разведкой, пригнали на берег женщин, детей, оставшихся в городе, и заставили их поливать из ведер тропки, ведущие вверх, чтоб лед сделал их позиции неприступными. Кроме того, они опутали весь берег колючей проволокой и пустили по ней электрический ток. Несколько наших разведчиков, пытавшихся пробраться сквозь проволоку, так и застыли на ней. Фашисты не снимали их трупы для устрашения.

Эти меры противника усложнили и до того беспокойную жизнь разведки. Чтобы продолжать изучение переднего края и глубины фашистской обороны, было решено поднять аэростат с наблюдателями. Для охраны получили истребитель.

Но задумка была неудачной и закончилась для наблюдателей трагично. Не успел аэростат подняться на необходимую высоту, как появились два «мессера». Один завязал бой с нашим самолетом, а второй сбил аэростат.

Это был один из немногих случаев, когда немцы «переиграли» нас. Чаще всего подразделениям бригады удавалось перехитрить врага. Вот один из таких примеров.

В ноябре напряженность на передовой резко ослабла. Причиной тому — ожесточенные бои на Сталинградском фронте. Фашисты, пытаясь спасти окруженную группировку, бросали туда все силы.

Наше командование также вынуждено было стягивать силы к Сталинграду. Но чтобы противник не почувствовал отход частей с Воронежского направления, бригаде было приказано создавать видимость мощной обороны.

Днем, укрывшись в лесу, бойцы мастерили из бревен и листов фанеры, которой были покрыты дачные дома, макеты пушек, а ночью «выкатывали» их, небрежно маскируя. Для большей убедительности с бутафорных позиций производили несколько выстрелов по противнику, который тотчас заглатывал приманку и отвечал лихорадочным огнем.

Каждую ночь один огневой взвод кочевал по имитированным позициям и посылал оттуда снаряды. Но в декабре это делать стало очень тяжело: снегу выпало столько, что машины буксовали. Дорогу для них приходилось расчищать лопатами. То, что раньше выполнял взвод, с трудом успевала сделать за ночь целая батарея.

В короткие промежутки между фронтовой работой и сном мечтали о дне Победы. Во взводе, где воевал Фазлутдинов, младшим сержантом был Марфин, прибывший в Алтынай после госпиталя и зарекомендовавший себя храбрым воином. До войны с немцами ему пришлось повоевать с финнами и пережить ни с чем не сравнимое чувство, когда на фронтах вдруг наступила необычная тишина и через репродукторы объявили: «Внимание! Внимание! Всем солдатами и офицерам прекратить стрельбу!»

«После этого, — рассказывал Марфин жадно слушавшим бойцам, — несколько смельчаков выскочили из своих окопов. Никто по ним не палил. Тогда повылезали все, начали бросать вверх шапки и кричать «ура». Но далеко от позиций все же не отходили и следили за противником настороженно. И в финских окопах происходило то же самое: бросали оружие, обнимали друг друга, плясали. Это было как сумасшествие! Ведь только что нельзя было высунуть голову из окопа. А тут ходим в полный рост и хоть бы что!»