Владимир Зюськин - Истребители танков

Тут бойцы не выдерживали:

— Неужели ни разу не пальнули?

— А дальше? Рассказывай дальше!

— Через сколько дней домой отпустили?

Рассказ о прекращении войны готовы были слушать еще и еще. Как только собирались вместе, просили рассказывать об этом. И сидели затаив дыхание, словно слышали впервые.

Мысль о том, что наступит время, когда можно будет ходить средь бела дня в полный рост, не сгибаясь, казалась невероятной. Она наполняла сердце радостью и просветляла души надеждой. Никто не мог знать тогда, что из всего взвода только Фазлутдинов встретит день Победы в строю…

Радио и газеты принесли долгожданную радостную весть: началось грандиозное наступление наших войск под Сталинградом. В эти дни радисты бригады постоянно слушали Москву. Красноармейцы составляли сводки военных действий с указаниями освобожденных городов и сел.

Как мрачный лес, переживший зиму, светлеет, одеваясь в яркую весеннюю зелень, так просветлели лица солдат. Во время бесед агитаторов засыпали вопросами. Бойцы хотели знать обо всем в деталях. Но чаще других звучал вопрос: когда же наконец и мы перейдем в наступление?

В ночь с 22 на 23 января в расположении бригады появились два перебежчика. Они прошли по пойме реки, густо начиненной немецкими и нашими минами, но остались живы. Правда, один из них, подорвавшись у самых наших позиций, был тяжело ранен.

Перебежчики были русскими. Они объяснили, что, попав в плен, не захотели умирать с голоду в немецких концлагерях и сделали вид, будто согласны служить врагам. И вот представился случай перейти к своим.

Они сообщили, что фашисты спешно минируют сохранившиеся от взрывов здания, усиленно мародерничают, стаскивая все ценное. Похоже, что не сегодня-завтра побегут из Воронежа.

В это не верилось. Но в ночь на 25 января разведка обнаружила, что немцы оставляют город. Тотчас подразделения бригады и части стрелковых дивизий были подняты по тревоге. Саперы разминировали узкое пространство от наших позиций до города, и по этой тропе двинулись бойцы, техника.

Впереди отдела обеспечения тыла и транспорта шел его начальник старший лейтенант Еременко. Правее тропы он увидел немецкий домкрат. Во всех подразделениях бригады ощущалась большая нужда в запчастях, инструменте, подъемных механизмах. Понятно, что хозяйственник не мог пройти мимо домкрата. Но подняв и осмотрев его, Еременко был разочарован: механизм оказался неисправным. Лейтенант в досаде отшвырнул домкрат, и тот упал на замаскированную мину. Раздался оглушительный взрыв.

Лейтенант Еременко погиб. Идущих следом за ним лишь осыпало осколками льда, которые взлетели высоко в небо. Стоял сильный мороз. Ледяной панцирь реки был толст и крепок: взрыв не смог разворотить его широко. Поэтому на ту сторону перешли без заминки. Но потрясение и жгучее чувство скорби по смелому, мужественному товарищу, погибшему из-за небрежности, долго не оставляло людей.

А когда вошли в Воронеж, испытали иное: с новой силой ударило в сердца чувство ненависти к врагу. Разрушенный мертвый город. С трудом различимы под развалинами бывшие улицы. Редкие уцелевшие остовы домов выглядят одиноко и беспомощно, как больные заблудившиеся дети.

Шли по скверу, где валялись обломки зданий и деревья, словно в неслышном крике, вздымали обрубки ветвей в морозное безучастное небо. Посреди сквера стоял не тронутый взрывами бюст Кольцова, а рядом с ним — два больших березовых креста, под которыми лежали останки каких-то фашистских микрофюреров. Волосы бронзового поэта-гуманиста, тронутые изморозью, словно поседели при виде варварства двадцатого века.

По всему скверу в ряд, как клавиши, маячили могилы врагов. С чувством удовлетворения смотрели на них бойцы.

Нет, не зря они расходовали снаряды, сработанные голодными, падающими от усталости женщинами и детьми в далеких городах тыла.

Наверно, это ненормально, когда человек испытывает радость, видя страдания и смерть другого человека. Но человека ли?

Во время своего победного и вместе с тем печального шествия по городу красноармейцы бригады наткнулись на труп истерзанной и поруганной женщины, рядом с ней лежал мертвый ребенок с размозженной головой…

Нет слов, чтоб обозначить эти действия врагов. Слово «зверство» характеризует их слишком мягко, да и неверно. Звери могут убить, но они не способны так изощренно, а нередко и бессмысленно мучить, как это делали «сверхчеловеки».

Действие равно противодействию. Понятно, что бойцы над развалинами домов, над могилами товарищей, над трупами этой женщины и ребенка, над письмами из дому клялись отомстить врагу, воздать ему должное по заслугам.

Подразделения бригады шли по оставленному врагом городу. Они прошли мимо взорванного здания обкома партии, поравнялись с разрушенным госбанком, из подвалов которого саперы выносили и грузили на машины мешки светло-фиолетового цвета.

— Что это? — спросил Юрий Рожин у товарищей. Кто-то коротко ответил:

— Разминировали фашистские фугасы.

Как ни спешил враг покинуть город, боясь окружения, но все же успел оставить после себя смертоносные сюрпризы. Сорок лет спустя, уже будучи на пенсии, посмотрел Георгий Алексеевич Халтурин фантастический фильм «Сталкер» и вспомнил разрушенный Воронеж. Он так же представлял собой «зону», где каждый неосторожный шаг мог обернуться смертью. Тщательно замаскированные мины срабатывали от того, что люди брались за ручку двери или отодвигали мебель, загораживающую вход в дом. Дьявольским выдумкам фашистов не было предела.

После нескольких взрывов, понесших за собой жертвы, саперы, подобно сталкеру в фильме, работали осторожно и медленно. Огромного напряжения сил, а порой и жизни стоило им разминирование проходов, проездов.

Первым комендантом освобожденного города был назначен офицер штаба бригады капитан В. А. Морозов. В мае 1942 года, выписавшись после лечения из госпиталя, Василий Михайлович получил солдатскую шинель без знаков отличия, без ремня. Приехал в Свердловск. Пока дошел до штаба УралВО четыре раза пришлось предъявлять документы патрулям.

В поезде познакомился и подружился с лейтенантом А Г. Спиваковым, который тоже после госпиталя направлялся в Алтынай. Вечером они вышли на станции Богданович, чтоб пересесть на поезд, который шел только утром.

Постучались в один дом, в другой — не пускают переночевать. А есть хочется не меньше, чем спать. Пришлось пойти на хитрость. Зашли в очередной дом. Просторно. А хозяев всего — старик да старуха. Морозов сделал строгое лицо и твердо сказал:

— Здесь разместим взвод!

— Есть, товарищ командир! — ответил Спиваков. Оробев перед «большим начальником», хозяева подскочили к Александру Спивакову: