Михаил Манакин - Полковая наша семья

Так война нам преподавала суровые уроки. Убежден, что каждый по-своему осмысливал удачи и неудачи рукопашной схватки. Горько переживали потери товарищей.

Гвардии старший сержант Алешин столкнулся с фашистским обер-лейтенантом в проломе стены разрушенного домика лесника. Резким ударом ногой он выбил из рук гитлеровца пистолет. Однако справиться с немецким офицером ему оказалось не под силу. Видимо, немец отлично владел приемами рукопашного боя. Мгновенно отпрыгнув в сторону, фашист выхватил нож и ловким движением метнул его в Алешина. У веселого и опытного бойца, оказалось, несколько замедленная реакция: не успел он увернуться от летящей финки. К счастью, нож был послан не очень сильно, и рана оказалась не смертельной, и через месяц Алешин вновь вернулся в свою роту.

Но не только он выбыл тогда из строя. Пройдя после боя немного вперед, у перевернутых немецких повозок мы с Лапиком встретили гвардии младших сержантов Мищенко и Грищенко. Они бережно несли в плащ-палатке своего раненого товарища гвардии младшего сержанта Ященко.

- Ничого, товарищ лейтенант, я дуже живучий. Скоро вернусь, - сказал он мне на прощание.

Пока мы вели рукопашный бой с двумя ротами фашистов, командир дивизии ввел в дело свой второй эшелон - 37-й гвардейский стрелковый полк. Вместе с 29-м гвардейским стрелковым они обошли Петрушино, овладели деревнями Голучими, Корольча, хозяйством Горки и Кукары. Два стрелковых батальона нашего полка при поддержке батареи 76-мм орудий отразили контратаку батальона вражеской пехоты, поддержанного танками.

Несколько дней, почти без сна и отдыха, с беспрерывными боями, продвигался наш полк вперед, к седому Славутичу. Наступая на левом фланге дивизии, мы получили задачу - нанести удар через хутор Привязка, деревню Слободка, обойти Любечь с юга и, прорвавшись к Днепру, захватить переправу противника чуть южнее озера Воскресенское.

Так уж случилось, что в хозяйстве Горки нашей роте вновь пришлось вступить в рукопашный бой. Только теперь уже ночью. Вернее, было это уже под утро. Тихо шумела уже тронутая осенью листва на тополях, дул бодрящий ветерок.

Наша рота вместе с разведчиками гвардии лейтенанта Кучеренко незаметно подобралась к крайним домам. Высланные вперед разведчики сняли двух часовых врага, что прикорнули в стогу сена у длинного хлева. Теперь мы ждали, когда начнут атаку два стрелковых батальона, в задачу которых входило овладеть высотой 140,0. Она находилась рядом с хутором, и оттуда днем он был виден как на ладони и, разумеется, хорошо простреливался. Но это днем, а сейчас еще темно. Лишь на востоке появилась узкая бледная полоска. Яркие звезды, проглядывающие через рваные облака, начали постепенно меркнуть.

- Они там заснули, что ли? - не то спросил, не то буркнул Лапик. Светает уже.

И только он успел договорить, как воздух содрогнулся от взрывов. Это бойцы батальона Генералова подползли к траншеям врага и забросали их гранатами.

Мы тоже рванулись вперед. Мой взвод по приказу Денисова брал два левых дома, что стояли особняком за высоким забором и в предрассветной дымке уже хорошо просматривались.

Проскочив ровную полянку, мы с Лапиком, Грищенко, Мищенко, Кравчуком и Хадыровым готовы были ворваться в первый дом. Группа гвардии сержанта Байло - в другой. С криком "Гутен морген, гады!" Кравчук полоснул из автомата по выскочившим из двери дома трем серым фигурам, хотел было сам вскочить в сени, но оттуда резанула длинная пулеметная очередь.

Кравчук в одно мгновение отпрянул за бревенчатую стену дома.

- Ложись! - крикнул Мищенко и бросил в открытую дверь гранату.

От взрыва дверь слетела с петель, высыпались стекла из окон.

Кравчук приподнялся, чтобы рывком попытаться вскочить в дом, но здесь на него прямо из окна свалился фашист в белых кальсонах. Именно свалился, а не прыгнул. Худо было бы Михаилу Кравчуку, если бы не бдительность опытного Грищенко. Как только гитлеровец показался в окне, сержант расторопно взял его на мушку и дал короткую очередь...

В это время Хадыров попытался влезть в дом через другое окно. Но когда он прыгнул на подоконник, изнутри широкоплечий фашист со всего размаху ударил его автоматом в грудь. Хадыров не удержался на ногах, но, падая, крепко схватился за автомат немца и потащил его за собой из окна. Оба упали на землю и покатились, намереваясь схватить друг друга за горло. Фашист был здоровее худенького и щупленького Хадырова. Он сумел выхватить нож и, прежде чем Лапик подскочил и приглушил его прикладом, нанести гвардейцу глубокую рану в грудь. На этот раз не повезло бесстрашному бойцу.

Ворвавшись в дом, мы в полутьме увидели двух мертвых гитлеровцев. В руках одного из них был ручной крупнокалиберный пулемет.

Группа сержанта Байло не смогла с ходу взять дом. С его чердака по атакующим ударил пулемет. Дважды бросали Байло и гвардии рядовой Ляхов гранаты, но после минутного молчания пулемет оживал вновь.

- Разрешите, товарищ лейтенант, попробовать, - обратился ко мне гвардии младший сержант Грищенко. - Такие хаты я сам строил, знаю, как забраться на чердак и выкурить этого гитлерюку.

- Давай, Грищенко! Только осторожней. Не лезь на рожон...

Чтобы отвлечь внимание пулеметчика врага, мы открыли огонь по окну чердака, стали перебегать короткими перебежками.

В это время Грищенко прополз простреливаемый участок, взобрался с тыла на крышу и, проделав в кровле дыру, вставил туда автомат, дал длинную очередь и тут же скатился с крыши. Пулемет умолк. Однако из окна дома резанула короткая очередь, и не успевший отбежать Грищенко упал.

Одним мигом мы влетели в дом и буквально вытащили оттуда рябого гитлеровца. Руки его тряслись, зубы противно цокали. Он валялся у нас в ногах, причитая: "Плен, плен!" Бойцы смотрели на фашиста с презрением и ненавистью...

Неожиданное нападение нашего полка на высоту 140,0 и Горки ошеломило врага. Фашисты, не оказывая сопротивления, бежали в Слободку. По пятам двигались цепью бойцы батальона гвардии капитана Е. И. Генералова. Командир полка поставил ему новую задачу: обходя хутора и хорошо укрепленные пункты сопротивления врага, выйти к полудню к Днепру.

А мы немного задержались в Горках. Прощаясь с Грищенко и Хадыровым, которых увозили на подводах в медсанбат, я думал, какие они разные, мои бойцы. И какие они герои!

И сейчас, через три с половиной десятилетия, своих боевых побратимов я вижу всегда такими, какими они были в том бою. Рабочие, колхозники, вчерашние школьники, коммунисты, комсомольцы и беспартийные... Разные по возрасту, образованию, они были одинаковыми в исполнении воинского долга. И теперь, когда меня спрашивают о наиболее впечатляющем подвиге, я называю имена многих товарищей.