Владимир Глоцер - Вот какой Хармс! Взгляд современников

У Дани было правильное лицо, классическое. Очень высокого роста. Худой, конечно, в те годы молодые. Всегда аккуратно и чисто одет был, причесан. Очень вежлив, хорошо воспитан. С девушками разговаривал на вы.

Где он потом учился, я не знаю, потому что, — что же, — ему было уже больше двадцати лет [1] Судя по всему, Хармсу тогда было лет шестнадцать — семнадцать. .

Когда он приходил к Виктору, разговоры были, как когда молодые ребята собираются: кто что читал, что́ видел в кино. Очень интересовались книгами о путешествиях, об иностранных народах и странах. Что читали, то и обсуждали. Морской тематикой очень интересовались. И, начитавшись книг, курили трубки, воображали себя «морскими волками». Всем им хотелось во флот поступить.

Даня любил шагать по комнате. Помню, он нам декламировал «Иван Иваныч Самовар», еще до того как я читала это в книгах тогда. «Торопышкин», что ли [2] Стихотворение «Иван Иваныч Самовар» было напечатано в 1-м же номере «Ежа» за 1928 год, а «Иван Топорышкин» — во 2-м номере того же года. ? На охоту ходил с собакой.

Они очень много курили, и моя сестра Валя, Валентина, раз рассердилась и выкинула Данькину трубку за окно. Во двор. Дело было летом, окна были открыты. Даня вообще был невозмутим, что бы ни делали. Спокойно спустился со второго этажа, поднял трубку и вернулся. Но курить больше не стал.

Однажды он пришел в новом костюме. И один лацкан в нем был длинный, до колен у него. Я сказала:

— Почему так шит костюм?

А он сказал:

— Я так велел портному, мне так понравилось.

Но когда он в следующий раз пришел к нам, то этого лацкана уже не было.

— Он мне надоел, и я его отрезал.

Он был большой чудак и придумал такую сценку разыграть. Он предложил, чтобы я оделась няней, — передничек, косынку, взяла его за руку и вела бы по Невскому, в то время как у него висела бы на шее соска. При нашей разнице в росте — я маленького, годилась ему подмышки, а он очень высокий — это выглядело бы комично.

Я сказала:

— А если спросят нас, остановят?

Он сказал:

— Мы ответим, мы будем спрашивать: «Где здесь ведется киносъемка?»

Я не решилась на это приключение. А он любил придумывать всякие чудачества.

Он одевался как мальчик: всегда брюки гольф, под коленкой пуговки застегивались. Он не носил длинных брюк.

Вот их было трое: Виктор, Лёня и Даня. Они все псевдонимы взяли для самих себя. Они всё старались, чтобы на иностранный манер было, — им так нравилось.

В то время еще было модно писать стихи в альбом на память. Я попросила Даню написать мне что-нибудь, и он согласился. Я не помню даже, — домой ему давала альбом, что ли, или он у нас писал. И он написал мне в альбом свои стихи [3] Стихотворение «Медная...» (1922), опубликовано в журнале «Русская литература», 1992, № 3 (А. А. Александров. «О первых литературных опытах Даниила Хармса»). Однако публикатор печатал стихи по списку художника Б. Ф. Семенова, отсюда — некоторые неточности в первой публикации и перепечатках ее. Альбом Э. Мельниковой — типичный девичий альбом, с пожеланиями владелице от подруг и друзей, так что стихи Хармса составляют в нем в известном роде исключение. Альбом был любезно показан мне, и я мог сверить стихи. .

Я только спросила его, прочитав с улыбкой:

— А это прилично?

Меня немного смутили «пивные стаканы и тараканы», — я с ним вообще не выпивала нигде. А он сказал:

— Вполне прилично.

Ирина Филипповна Рысс (1907—1994), детский библиотекарь.

Ее воспоминания записаны мной в Москве, где она жила, 17 февраля 1992 года.

Я помню такой случай.

В 1926 году мы учились в мятлевском особняке, на первом курсе Высших государственных курсов при Институте истории искусств. Сам институт был в зубовском особняке, это красное здание.

Выступали обэриуты [4] Если выступление состоялось в 1926 году, то Хармс и его друзья еще не называли себя обэриутами, — это прозвание взято из будущего. . Зал был битком набит. Мой муж Виктор [5] Виктор Семенович Ивантер (1904—2000), впоследствии журналист, редактор. тоже был там, хотя он в это время еще не учился в нашем институте.

Обэриуты стали читать стихи. Были Хармс, Бахтерев [6] Игорь Владимирович Бахтерев (1908—1996), поэт, драматург и художник. Входил в ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства). Был репрессирован в 1931 году. , Шура Введенский [7] Александр Иванович Введенский (1904—1941), поэт, драматург, детский писатель. Ближайший друг Даниила Хармса. Входил в ОБЭРИУ. Был репрессирован в начале 30-х и в 1941 году. Погиб на этапе 19 декабря 1941 года. .

И стихи их наши ребята, конечно, не очень поняли. Поднялся шум [8] Виктор Ивантер вспоминал так: «Они [обэриуты] читали свои стихи и были встречены с возмущением. Это я помню. Разразился скандал» (запись 2.V.1996). .

И тогда Хармс вскочил на стол и прокричал:

— Я в бардаках не читаю!

Конечно, наши мальчики вступились за честь наших барышень. И началась хорошая потасовка, началась драка.

Секретарем наших курсов, я помню, был тогда Лев Успенский [9] Лев Васильевич Успенский (1900—1978), писатель, прозаик, больше всего известны его книги для детей по лингвистике. , он принимал участие — разгонял эту компанию.

И мы ничего не поняли из того, что они читали, — хоть наш институт был оплотом формализма, и мы на этом были воспитаны.

Соломон Моисеевич Гершов (1906—1989), живописец, график, иллюстратор детских книг.

Запись воспоминаний С. М. Гершова сделана мной 27 и 28 декабря 1980 года в Ленинграде, у него дома на улице Космонавтов, 29.

Я с ним знаком был в те годы, когда я работал в издательстве «Детская книга» [10] Автор имеет в виду Детский отдел Госиздата. . Одновременно с ним в те годы работали, скажем, Заболоцкий [11] Николай Алексеевич Заболоцкий (1903—1958), поэт, переводчик, детский писатель. Входил в ОБЭРИУ. Был репрессирован в 1938 году. , Введенский, не считая Маршака, который ведал всем этим отделом литературным. Целая группа поэтов, причем интересных, талантливых. А изобразительной частью ведал Владимир Васильевич Лебедев [12] Владимир Васильевич Лебедев (1891—1967), художник книги, живописец, плакатист, художественный редактор. Маршак рассказывал мне, что условием своего прихода в Госиздат он ставил одновременное приглашение в Детский отдел и В. В. Лебедева. .

Прошло так много лет, и мне трудно сейчас объяснить толком и вспомнить, что́ нас сблизило. А нас очень сблизило. Мы встречались домами. Насколько я понимаю, его больше интересовало то, что я делаю в искусстве, живопись. А меня меньше интересовала его поэзия.