Дмитрий Володихин - Братья Стругацкие

Таким образом, композиция романа представляет собой очерковую панораму микрокосма, ядром которого является Наставник; вся информация, так или иначе его характеризующая, составляет три слоя, пребывающие на разном удалении от оси композиции.

Очень важная деталь: о романе говорили и писали как об «апологии тупика», безнадежно пессимистической вещи. Между тем никакого пессимизма в нем нет.

Авторская позиция в значительной степени сливается с точкой зрения Стэна Агре: положение тяжелое, «времени совершенно нет», ученики постыдно обленились и застряли на уровне, который не дает им возможности серьезно влиять на этот мир. Зачем потребовалось мучить Вадима? — как раз для того, чтобы в нем пробудилась способность менять мир глобально. Остальные-то ученики занимаются главным образом ерундой. Или вообще тратят свои судьбы на кухонные сборища, где скопом продуцируют остроумную пустоту в чудовищных количествах. Собственно, Витицкий-Агре включил для них «счетчик»: время тикает, судьбы отматываются в сторону смерти, и не напрасно на страницах романа появились мойры — ведь именно личного, биографического времени «совершенно нет». Зато с историческим временем всё обстоит намного лучше. Вообще, в романе действуют две темпоральные шкалы разного масштаба. Лучше видна «меньшая», там, где щелкает счетчик и становится мучительно больно за годы, отправленные коту под хвост. Зато «старшая», историческая, оперирующая не отдельными людьми, а поколениями, периодами, вносит в текст очевидную оптимистическую составляющую. «Божьи мельницы мелют медленно», однако же архаический мрак сталинской эпохи уже перемолот; авось и нынешнее царство мамоны перемелется; правда, результаты сегодняшних усилий видны будут не завтра, а через сто лет. Вывод: наберись терпения и работай. Внуки будут жить лучше. Профессор, проведенный на самый верх учеником Агре, погиб. Новость насчет Профессора «просто раздавила» Наставника… Но прецедент создан! Следовательно, в будущем ранее достигнутое можно будет повторить — с учетом допущенных ошибок.

Роман и заканчивается тем, что Агре делает новую попытку: ставит на очередного ученика — будущего УЧИТЕЛЯ — и очень торопится. А значит, считает: шансы есть.

И была бы в романе совершенная композиционная и смысловая цельность, цельность умного гуманиста-западника, пытающегося заразить аудиторию скептическим оптимизмом… Но один чужеродный компонент, внесенный в полотно повествования, нарушает общую сцепку элементов.

Роман пришел к читателям в момент некоторого отступления либерализма и западничества в России; 90-е оставили по себе столь тяжелую память, что народному большинству в них, как в темную бездну, заглядывать больше не хотелось. Думается, Борис Натанович счел необходимым подбодрить своих идейных союзников. «Да, мы отступаем. Что ж, бывало и хуже, друзья, но в исторической перспективе победа будет за нами. Просто человеческая природа слишком несовершенна для скорого восхождения по пути общего блага». И это — избыточно.

Чем занимается Агре? Культивирует чужие таланты — вскрывает их могилы в душах людей и занимается оживлением. Век прогрессоров закончился в повести «Волны гасят ветер», а эра культиваторов еще в самом разгаре. Наставник будит спящие в человеке способности, помогает ему творчески раскрыться. Поистине благородное занятие! Если бы этим всё ограничивалось, цельность, о которой шла речь выше, была бы налицо.

Но Наставник желает сыграть роль великого публициста. И как великий публицист он предлагает свою программу вытесывания «Воспитанного человека» из нынешней косной массы. Основные тезисы: внутри каждого из нас сидит «волосатая, мрачная, наглая, ленивая, хитрая обезьяна»; следует ее воспитывать, усмирять, дрессировать; вот в итоге и получится «Воспитанный человек» — терпимый, честный, трудолюбивый, свободомыслящий.

Если бы роман был посвящен обоснованию этих тезисов, могла бы получиться, наверное, чрезвычайно интересная самостоятельная книга. Но поскольку Наставник, выдвинутый на роль центра, ядра, оси повествования, занимается совсем не этим, то бишь не вытесыванием «воспитанных людей», то, думается, получилось двоение смысла. Одна целевая установка конкурирует с другой, и слить их воедино не получается. Как ни пытайся сложить мозаику, всё выходит какой-то дрессированный талант, прости господи. Нет, совсем неплохо было бы жить в обществе воспитанных, терпимых, честных, трудолюбивых людей. Но для того, чтобы числиться воспитанным, честным, терпимым и трудолюбивым, талант не нужен.

Роман С. Витицкого в значительной степени продолжает общую вещь братьев Стругацких — «Отягощенные злом». Недосказанное там договорено в «Бессильных мира сего». Тема учительства, наставничества на протяжении многих лет интересовала обоих братьев. К этой теме они обращались в «Возвращении», в «Парне из преисподней», в «Гадких лебедях». Но лишь под занавес общего творчества братья создали лучший — наиболее эффективный и наиболее обаятельный — персонаж в «галерее наставников». Это Георгий Анатольевич Носов из «Отягощенных злом». И программа создания «Воспитанного человека» очень подходит для главы лицея, как смысл деятельности его учеников. Именно его, а не Агре. При определенном сходстве характеров логика сюжетного развития дает указанным «культиваторам» принципиально разные функции.

У С. Витицкого получилась серьезная, сложная вещь высокого качества; можно уверенно сказать — более высокого, чем «Поиск предназначения». В концептуальном смысле роман, как уже говорилось, избыточен. В композиционном — сконструирован на уровне блестящего профессионализма. В стилистическом… а вот это чуть ли не самое интересное.

Конечно, роман наследует повести «Отягощенные злом» не только идейно. Стиль, в котором он написан, также тяготеет к тексту из далеких 80-х. Он заметно легче, нежели стиль «Поиска предназначения», заметно ближе к тому, как писали братья Стругацкие вдвоем. В «Отягощенных злом» сюжетная конструкция представляла собой вольное объединение нескольких полусамостоятельных ответвлений: история Манохина, история Агасфера-Иоанна, история Носова и лицеистов, наконец, история пришествия Демиурга в нашу реальность. Все они развиваются весьма динамично. В «Поиске предназначения» наличествует одна магистральная сюжетная линия — судьба Красногорова (с незначительными «справками» о судьбах близких ему людей); есть еще автобиографический дневник офицера КГБ, раскрывшего тайну красногоровского дара — самая «живая», самая динамичная часть книги. Но за исключением этого дневника (около одной пятой от общего объема книги) действие развивается с томительным промедлением. «Бессильные мира сего» по сути своей — возврат к сюжетному устройству «Отягощенных злом»: множество сюжетных линий, связанных с Агре и его учениками, вполне «суверенных» и притом развивающихся стремительнее, увлекательнее, неожиданнее, чем в «Поиске предназначения».