Дмитрий Володихин - Братья Стругацкие

Еще в Гаграх была написана глава, где Атос, плутающий по Лесу, получает спасение. С аборигенкой Навой — почти-невестой — на плече он «взлетает на гусеницу» вездехода и… Главу впоследствии забраковали, она не вошла ни в один из вариантов повести.

Сыграло роль то, что одновременно с «Улиткой на склоне» в «Байкале» вышла часть книги Аркадия Белинкова о Юрии Олеше «Сдача и гибель советского интеллигента».

Публикация «Улитки на склоне» в ФРГ произошла в 1972 году.

Ранее в том же дневнике было сказано: «И никто не может сказать: война это или борьба за великое общество великих возможностей».

Впрочем, слова «Восток» и «Запад» могли иметь и принципиально иное значение: маоистский Китай и весь остальной мир. Великое разрыхление… культурная революция… И ведь тоже — цивилизация, планирующая особое, отличное и от западного, и от советского, и от «полуденного» будущее для себя и всего мира. К тому же ведущая войну с другими «разумными существами» — Южным Вьетнамом и его «кукловодом», США. Эта остроумная гипотеза принадлежит философу Борису Межуеву. Но если к ней приглядеться, то нетрудно увидеть тот же самый фронт, лишь с учетом ориентальной специфики.

Именно кафкианское. Борис Натанович позднее вспоминал: «Нам… очень нравился тогда характерный для Кафки прием: описание мира как призрачной зоны перехода от сна к реальности. Этот прием мы вполне сознательно и с удовольствием применили пару раз в „Улитке“».

Один из жителей деревни в Лесу, добрый приятель Кандида, жестоко пострадавший от Леса.

Товарищ Кандида.

Л. Филиппов имеет в виду: внимательно, изо всех сил читавшего «Беспокойство».

Вот герой, выводящий на самые прямые и очевидные ассоциации между «Улиткой на склоне» и романом Кобо Абэ «Тайное свидание» (1977).

Исследователи творчества Стругацких высказывали и принципиально иные мнения. Так, например, критик Глеб Елисеев пишет: «Книги фантастов всегда больше принадлежали миру литературы, чем миру политики, в отличие от сочинений откровенных диссидентов… Противостояние объективной античеловечности — вот лейтмотив, при помощи которого авторам удалось связать две столь разных сюжетных линии повести, происходящих из разных источников и вызванных к жизни различными творческими импульсами… Любопытно, что в произведении об абсурде, заранее отвергающем всякую возможность рационального объяснения происходящего, некоторые критики пытались найти четкий смысл. Например, в обстоятельной монографии В. Кайтоха о творчестве братьев Стругацких относительно двух сюжетных линий „Улитки на склоне“ сказано: „Мораль обоих сюжетов ясна — нельзя вступать в переговоры со злом“. Между тем из линии „Перец“ такой морали без насилия над текстом вывести невозможно. В мире Управления нет зла как такового, ибо эта конструкция бессмысленна до самой своей глубины. В ней присутствует лишь абсурд, одинаково чуждый добру, злу и вообще чему-либо человеческому. Братья Стругацкие стремились создать вневременной текст, ценный в любые времена, ставили перед собой не журналистские, сиюминутные, а литературные задачи. Для придания абсурду именно качества вечного и постоянно торжествующего явления радикально изменялось содержание книги… Можно предположить, что решение создать аллегорический, абсурдистский текст у соавторов оказалось подспудно связано с модой на Кафку и на „кафкианские“ подходы к сюжету произведения».

Философ Борис Межуев полагает, что в середине 60-х Стругацкие переосмыслили основы «левокоммунистической утопии». По его мнению, Стругацкие видят в матриархатной цивилизации Пандоры реальную, более того, «роковую и неизбежную» перспективу человечества; в ряде повестей, в том числе и в «Беспокойстве», столкновение двух противоположных «образов будущего» образует лейтмотив. Путь «полной адаптации людей к природной среде» и наступление «эры матриархата» противопоставляются пути «новой расы», «сверхлюдей» — люденов, которые появятся в творчестве Стругацких позднее «Беспокойства» и «Улитки». «В нескольких местах „Беспокойства“, — пишет Межуев, — прямо указывается на то, что путь „адаптации“ представляет собой „пропасть“, в которую может свалиться не подозревающее о ней коммунистическое человечество Полдня».

Повесть была опубликована в номерах «Юности» за сентябрь-ноябрь 1970 года.

Номера «Авроры» с августовского по ноябрьский за 1971 год.

Театральная постановка собирала полные залы, и один из авторов этой книги (Д. Володихин) в начале 80-х имел возможность наслаждаться превосходной игрой актеров. А вот двухсерийный фильм-спектакль особенного отклика не вызвал: то, что хорошо было на сцене, на экране выглядело далеко не столь удачно.

Заявка была подана еще в августе 1971 года и нашла положительное отношение у таких асов советской мультипликации, как Хитрук и Котеночкин.

Памир. № 7–12 за 1974 год.

Цит. по записям Виталия Бабенко, старосты московского семинара писателей-фантастов.

Сценарий опубликован в номерах 4–5 журнала «Уральский следопыт» за 1989 год. В нем раскрыты некоторые недоговоренности, оставленные авторами в самой повести без малейшего намека на разгадку.

Стругацких наградили за повесть «Жук в муравейнике», воспринятую любителями фантастики с восторгом, хотя критика жестоко «бодала» ее.

Имеется в виду Роман Подольный — писатель-фантаст, добрый знакомый и соратник Стругацких, глава отдела науки в журнале «Знание — сила».

Режиссер — Аркадий Сиренко, авторами сценария остались братья Стругацкие. Любопытно, что у «Пяти ложек эликсира» нет «материнского текста» — повести или романа, он лишь частично тяготеет к «сорокинской» части «Хромой судьбы». Сценарий создавался в 1984 году и в какой-то степени представляет собой вариацию на тему «Средства Макропулоса» Карела Чапека. Некий состав тайно используется небольшой группой людей для омоложения. Генеральный этический смысл вещи виден в действиях главного героя: он отказывается от соблазна надолго продлить свою жизнь, поскольку обретение этого блага уничтожит его нравственную чистоплотность. Борис Натанович считал, что картина получилась неплохая — на крепкую четверку.

Известно как минимум два резко отличающихся варианта ее текста.