Лидия Бердяева - Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

Среда, 12 дек<���абря>

Были abbé Augustin и Florence... Очень оживленно говорил на религиозные темы, о современных «идолах», об извращении подлинного христианства и замене его «petites dévotions* и различными культами, приспособленными в угоду массам.

Четверг, 13 дек<���абря>

Были с Ни у Gabriel’я Marcel’я. Я познакомилась с его женой. Она показалась мне очень милой, простой, не похожей на классических французских дам. Очень уютная, небогатая квартира. Масса книг, рояль; атмосфера не «салона». Много говорили об «оксфордских группах», где они оба принимают участие, хотя и критикуют многое. Я высказала свое мнение и не выразила желания принять участие, хотя, видимо, [они] хотели, чтобы Ни и я присоединились к этому движению.

Пятница

Вечером, говоря со мной, Ни вдруг вспомнил о своем детстве и о том, что уже в 14 лет он читал Канта и Гегеля. Я думаю, что подлинное призвание должно выявляться уже в детстве.

Суббота, <15 декабря>

[У нас княгиня Авалова. Одна из очень культурных и серьезных женщин, с которой приятно говорить. В ней есть какая-то душевная мягкость и чуткость.

Ни собирался ехать к Ирине Павловне (Irène de Russie), н не поехал, т. к. все еще кашляет, а ехать далеко. И<���рина П<���авловна> переводит его книгу «Назначение человека».]

Вечером очень интересная беседа с Ни о процессе творчества. Ни говорит, что творческая работа у него совершается без усилия и напряжения, пассивно, а не активно. Ему кажется, будто внутри поднимаются волны, все выше и выше, все светлее, светлее, и из этих волн рождается

* «Внешним благочестием» (фр.).

56//57

мысль. Его творчество — интуиция, а не дискурсия*. Часто основная схема, скелет книги зарождается в нем совершенно неожиданно и в обстановке совершенно не подходящей. «Так, скелет моей книги "Назначение человека" возник предо мной в кинематографе», — говорит Ни. Я люблю эти наши вечерние беседы, когда Ни [так много] делится со мной своим внутренним миром.

Воскресенье, 16 декабря

Просыпаюсь под впечатлением необычайного сна... Сон этот — две картины природы, но такой, какой здесь на земле нет и быть не может. Другие формы и краски, другая, неземная красота. Для меня ясно, что вообразить такую красоту я не могу и не могла, как не может человек представить то, чего он никогда не видел. И эти виденные мной во сне картины подтверждают мою веру в то, что сон есть не что иное, как [временное] освобождение души из темницы тела, во время которого она посещает иные планы бытия и, просыпаясь, иногда помнит, сохраняет образы этих планов, но иногда и забывает в зависимости от большей или меньшей степени восприятия этих образов... Весь день я нахожусь под впечатлением сна и вновь, и вновь переживаю его настолько, что по дороге в церковь, думая о нем, путала метро, опоздала к более ранней обедне, а попала лишь к поздней.

К 5 ч. у нас собрались: Вышеславцевы, Либ с немецким теологом, П. К. Иванов и др.

Понед<���ельник>, 17 декабря

Ездили с Ни в фотографию. У Ни нет ни одной приличной для издателей, и я уговорила его сняться в одной очень хорошей, где снимались Шестов и Ремизов.

В métro Ни (как всегда) читает какую-то толстую книгу. «Как ты можешь читать в метро?» — спрашиваю я. «Отчего же? Отлично читаю», — «И понимаешь?» Он смеется и показывает мне книгу. Она называется «О диалектике Платона и Гегеля». В результате чтения при выходе теряет новую перчатку и очень огорчен.

Фотограф долго возился с Ни и снял в 4-х позах.

Вернувшись домой, застаю у нас Флоранс. Пьем чай, а за-

* От позднелат. — рассудочность, логика.

57//58

тем еще полчаса я с ней говорю очень интимно [и дружелюбно]. Ее жизнь поистине ужасна, и я к ней чувствую жалость, как к замученному ребенку. [Так хотела бы хоть чем-нибудь облегчить ее жизнь, но это невозможно, увы!]

Вторник, 18 декабря

За завтраком сестра рассказывает историю брака одного знакомого... Ни : «Я не люблю слушать о жизни людей... То ли дело о жизни идей, мысли. Напр<���имер>, о диалектике Платона». Сестра возражает: «Это [странно, потому что] противоречит Вашему утверждению человека». Ни : «Нисколько! Я люблю читать биографии, мемуары, но не люблю рассказы о частной жизни того или иного человека».

Заходила М-me Либ. Принесла мне ярко-красные альпийские фиалки... Ее муж говорил мне, что она расположена ко мне. Я еще мало ее знаю, но чувствую какое-то беспокойство в ней... [«Я не люблю ничего духовного», — заявила она мне при первой же встрече на мой вопрос, что ее интересует. Мне хотелось бы как-нибудь поговорить с ней поглубже, но до сих пор не удавалось...

Либ завтра уезжают на Рождество в Швейцарию к родным.]

Лекция Ни («Духов<���ные> и рел<���игиозные> течения в России (XVIII век)»).

В перерыве я говорила с одной из слушательниц. Она была балериной 10 лет, и очень талантливой. Теперь бросила балет и пишет философско-рел<���игиозную> книгу. Одна из самых верных слушат<���ельниц> лекций Ни . За все эти годы не пропустила ни одной.

Среда, 19 декабря

Ни с утра на заседании. Я заходила к Либ проститься и взять книги. Ф<���едор> И<���ванович> получает огромные партии отовсюду и охотно дает мне, т<���ак> ч<���то> у меня есть всегда запас новых. Читаю дневники С. А. Толстой и нахожу, что С<���офья> А<���ндреевна> — женщина довольно умная и одаренная, но, вероятно, с плохим характером и больными нервами...

Четверг

У ранней обедни в St.-Mèdard... Исповедь, а затем у о. Августина. Тема беседы: предназначение... Я высказала ту мысль, что предназначение реализуется в призвании. Пред-

58//59

назначение есть призыв исполнить то или иное призвание. Предназначение Иуды было — апо-стольство, но он изменил ему и стал предателем... Высоте призвания соответствует низость падения. Люцифер призван был быть Денницей, но стал Сатаной... Вторая тема беседы из Апокалипсиса.

Эти беседы так много дают мне, и я очень их ценю.

За обедом говорили о новой книге Ни [129] В 1934 г. в Париже вышла книга Бердяева «Судьба человека в современном мире (К пониманию нашей эпохи)». . Сестра читает ее и находит ее исключительной по напряженности ритма и глубине. «Впечатление такое, будто вы писали ее, задыхаясь от напряжения», — говорит она. «Это правда. Я так и писал ее». И добавляет: «Мне очень интересно: неужели книга эта, как и другие, пройдет незамеченной у русских? Ведь нигде и никто о моих книгах не упоминает. Какой-то заговор молчания, бойкот». И мы вспоминаем, как в Берлине трудно было напечатать по-русски книгу «Новое Средневековье». Одно время мы думали даже, что придется искать деньги, чтоб издать ее на свой счет... А книга эта имеет такой успех в Европе, переведена на фр<���анцузский>, анг<���лийский>, немец<���кий>, испанский.