Василий Балакин - Генрих IV

Для Франции это была катастрофа: страна лишилась здорового и дееспособного короля в то самое время, когда в любой момент могли разразиться Религиозные войны, предотвратить которые должен был и, возможно, сумел бы Генрих II. Эта катастрофа поставила королеву-мать Екатерину Медичи в трудное положение: корона Франции переходила к пятнадцатилетнему мальчику Франциску II, не отличавшемуся крепким здоровьем. Его братья Карл, будущий король Карл IX, Генрих, будущий Генрих III, и Франсуа, будущий герцог Алансонский, были детьми, соответственно, девяти, восьми и пяти лет. Гражданскому миру и государственному единству реально угрожала постоянно нараставшая вражда между католиками и протестантами-гугенотами (huguenots, французская версия немецкого слова Eidgenossen, коим и по сей день именуются жители Швейцарии — именно там зародилось учение Жана Кальвина, уроженца Франции, вынужденного отправиться туда в изгнание), распространению влияния которых немало способствовали процветавшие в Римской церкви злоупотребления. Уже никого не удивляло, хотя и вызывало решительное неприятие, когда отпрыски знатных родов, сами еще дети, становились аббатами, епископами и архиепископами, получая богатые доходы с церковных владений. Число кальвинистов-гугенотов множилось не в последнюю очередь и потому, что французы с недоверием и опаской смотрели на новых «хозяев жизни» — Гизов, чужаков-лотарингцев, родственников юной супруги еще более юного короля Франциска II, претендовавших на роль фактических правителей страны.

Новое вероучение, ересь с точки зрения официальной церкви, особенно активно распространялось на западе и юго-западе Франции, где традиционно сильны были сепаратистские настроения: ничто так не помогает подчеркнуть свою особость, как принятие новой веры. Франциск I, при котором началось реформационное движение, поначалу терпимо относился к нему, усматривая в нем оппозицию ненавистным ему Парижскому парламенту и Сорбонне, однако когда оно выплеснулось на улицы городов, угрожая общественному и государственному порядку, он, христианнейший король, принялся ревностно искоренять ересь. Суды в ускоренном судопроизводстве отправляли на костер все новых еретиков, порождая мучеников за веру. Адепты нового вероучения находились во всех слоях общества, поскольку везде были недовольные существующим порядком вещей. Бродячие торговцы и разносчики товаров были превосходными агентами гугенотской пропаганды. Правда, Париж на протяжении всех Религиозных войн сохранял стойкую приверженность католицизму. Знать, включая и большинство сельского дворянства, до поры до времени также оставалась в массе своей оплотом старой веры и опорой монархии. Всё изменилось после трагической гибели Генриха II. Слабость центральной королевской власти провоцировала на разного рода интриги. Титулованная знать, все еще феодальная по своему духу, приведенная к повиновению твердой рукой Людовика XI, вновь подняла голову. При этом она руководствовалась отнюдь не соображениями общественного блага или защиты веры, а личной выгодой.

При дворе сформировались три противостоявшие друг другу группировки. Прежде всего, клан Гизов и их сторонников, включавший в себя герцога Франсуа Гиза по прозвищу Меченый (по ране на лице, полученной во время войны против императора Карла V), пользовавшегося большим авторитетом, и его брата кардинала Лотарингского, амбициозного прелата и тонкого политика. С самого начала эти «господа лотарингцы», как их называли, правильно оценили ситуацию: сообразив, что католики составляют подавляющее большинство, особенно в Париже, они высокопарно объявили себя защитниками церкви и короны. Протестанты нашли своих представителей в лице клана Бурбонов, первых принцев крови: Антуана Бурбона, герцога Вандома и короля Наваррского, главы дома Бурбон-Вандомов, и его младшего брата Луи (Людовика), принца Конде. Однако эти двое лишь номинально считались защитниками дела протестантизма. К Реформации они примкнули из соображений личной выгоды и ненависти к их соперникам Гизам. Они даже не решались действовать открыто, довольствуясь оказанием протестантам косвенной поддержки. Зато гугеноты могли положиться на третью группировку или, как тогда говорили, «партию», которую представляли братья Шатийоны: кардинал Оде, адмирал Гаспар де Колиньи и генерал от инфантерии Франсуа д’Андело. Все они занимали достаточно видные посты и к тому же были племянниками Анна де Монморанси, коннетабля и первого барона Франции.

Все усилия королевы-матери, направленные на примирение соперников или, по крайней мере, на поддержание приемлемого равновесия между тремя группировками, оказались тщетными. В своем стремлении к власти Гизы поначалу опередили конкурентов. Им оказалось нетрудно, заручившись доверием Екатерины Медичи, оттеснить протестантскую партию от кормила власти. Коннетабль Монморанси был отправлен в Шантильи. Антуану Бурбону доверили миссию сопровождать Елизавету Французскую, с которой по доверенности заключил брак Филипп II, до испанской границы, чтобы торжественно передать ее супругу. Антуан с признательностью принял на себя выполнение этой почетной миссии, возможно, втайне надеясь на личную встречу с испанским королем, в ходе которой можно было бы прямо заявить ему свои притязания на Верхнюю Наварру с Памплоной. По прибытии в Беарн он постарался во всем блеске показать принцессе Валуа, ставшей королевой Испании, свои суверенные владения. 21 декабря в По Елизавета общалась со своим юным кузеном Генрихом, «настоящим беарнцем». К великому разочарованию Антуана, Филипп II не прибыл лично встречать супругу, прислав вместо себя делегацию спесивых грандов. Да и как он мог удостоить личной встречи того, за кем не хотел признавать королевского титула, именуя его лишь «герцогом Вандомским»?

Высокое, как искренне полагал Антуан Бурбон, доверие, оказанное ему Екатериной Медичи, льстило его самолюбию, не позволяя понять, что Гизы, получившие возможность оказывать влияние на королеву-мать, вертят им, как хотят. По правде сказать, он сам не знал, что ему надо и к какой стороне примкнуть в назревающем конфликте. Если он и сблизился с протестантами, то исключительно с досады: при заключении договора в Като-Камбрези его просто-напросто забыли, тогда как сам он рассчитывал получить оккупированную испанцами часть Наварры.

Тогда его супруга Жанна д’Альбре еще и не думала становиться протестанткой, напротив, она всячески противилась компрометировавшим его действиям, говоря, что он рискует лишиться владений, тогда как сама она не намерена терять того, что ей досталось от предков — королей Наваррских. Однако Антуан продолжал упорствовать. Более того, он дал сыну наставника-гугенота, месье де Ла Гошри, который преподавал своему ученику не только начала французского и латинского языков, но и основы протестантского вероучения. Однако при этом не до конца ясно, в какой мере Антуан был замешан в знаменитый Амбуазский заговор и вообще знал ли о намерениях его организатора Ла Реноди. Его брат Конде гораздо основательнее скомпрометировал себя, хотя заговорщики и ему отвели роль всего лишь «свадебного генерала».