Анатолий Никифоров - Бехтерев

Здание, построенное в начале века зодчими Антоном Порте, Воронихиным и Захаровым, имело лишь два этажа, но казалось высоким. Шестиколонный классический портик придавал его фасаду стройность и завершенность. Перед ним простирался довольно просторный двор, отгороженный высокой чугунной решеткой от Нижегородской улицы, на которой остановился извозчик. Посреди двора громоздился массивный памятник на квадратном каменном пьедестале, украшенном барельефами, в содержании которых разобраться было не так-то просто. На пьедестале с кариатидами по углам картинно восседал важный господин из бронзы со свитком в одной руке и, по-видимому, с карандашом в другой. Это был легендарный баронет лейб-медик Я. В. Виллиа. Когда-то совсем молодым прибыл он в Россию из далекой Шотландии и вскоре оказался во главе медицинской службы русской армии. С 1808 по 1838 год он возглавлял Медико-хирургическую академию и немало способствовал становлению этого первого в Русском государстве высшего медицинского учебного заведения.

Но об этом приехавшие из Вятки юноши узнают позже. А сейчас они, побросав свой нехитрый скарб у подножия памятника, устремились к главному входу в академию, у которого толпились их сверстники. Кто-то указал вятичам, как пройти в приемную комиссию, которую представлял, по сути, один расторопный мужчина средних лет, выполнявший секретарские обязанности. Он быстро просматривал документы и определял судьбы просителей. Успевшие уже окончить полный, восьмилетний, курс гимназии зачислялись в академию тут же. Бывшим же семинаристам и гимназистам, имеющим лишь свидетельство об окончании семи классов, предстояло сдавать проверочные экзамены. Володя Бехтерев и его товарищи в общем-то знали правила приема и к экзаменам готовились. Однако, когда в руках секретаря оказались документы Володи, выявилось препятствие: по положению в академию принимались лица не моложе 17 лет, Бехтереву же до 17 лет не хватало неполных пяти месяцев. Рушились планы и надежды. Что же предпринять? Взглянув на растерявшегося юношу, секретарь предложил ему обратиться непосредственно к самому начальнику академии профессору Я. А. Чистовичу.

В служебном кабинете начальника не оказалось, и кто-то посоветовал пойти к нему на квартиру, которая располагалась тут же, на территории академии. Идти к начальнику домой было боязно, но Володя, преодолев робость, подошел к массивной резной двери и дернул за шнурок звонка…

Когда слуга ввел Бехтерева в домашний кабинет профессора, Яков Алексеевич Чистович сидел за огромным письменным столом и что-то быстро писал. Профессор внимательно выслушал сбивчивый рассказ молодого человека, поинтересовался его планами, спросил, с какими современными работами по естествознанию он знаком, поинтересовался его семьей и ее достатком, а затем быстро набросал резолюцию на врученном ему прошении.

Несмотря на внешность, кажущуюся грозной, и некоторую суховатость в манерах, Яков Алексеевич был человеком гуманным и никогда не забывал собственной нелегкой юности. Сын дьякона, он окончил когда-то калужскую духовную семинарию, но карьерой священнослужителя пренебрег. Как и сидящий перед ним молодой человек, он хотел заниматься естественными науками; мечтал об университете, но попал в Медико-хирургическую академию. Учился, преодолевая трудности и лишения… В результате стал врачом, профессором, заведующим кафедрой судебной медицины, а последние два года возглавлял академию. Пребывая на этом посту, он делал все возможное для улучшения в ней учебного процесса и условий жизни студентов. Много сил отнимала и печальная необходимость гасить конфликты, которые то и дело возникали между немецкой и русской группировками профессоров и лихорадили работу руководящего общественного органа академии — Конференции, или, как мы сказали бы теперь, ученого совета.

Проведя рукой по пышным седеющим бакенбардам, переходящим в усы с подусниками, профессор еще раз внимательно посмотрел на взволнованного юного просителя и, возвращая ему заявление, произнес: «Ну что ж, подарим вам эти четыре месяца». Пробормотав слова благодарности, Володя бегом бросился в приемную комиссию, где секретарь теперь уже беспрепятственно вписал его фамилию в экзаменационный список.

Остаток дня ушел на поиски жилья. С 1866 года академия общежитием студентов не обеспечивала, и иногородние (а таких было подавляющее большинство) жили на частных квартирах, которые снимали главным образом на Выборгской или Петербургской стороне — к академии поближе, да и подешевле, чем в центральной части города. Володя с товарищами разместились в меблированных комнатах на Сампсоньевской набережной, кое-как перекусили в ближайшей кухмистерской и, утомленные массой впечатлений пережитого дня, легли спать.

Проверочные испытания в Медико-хирургической академии проводились по пяти предметам: устные — математика, физика, немецкий язык и латынь и, кроме того, сочинение на заданную тему. Экзамены принимали главным образом выделенные для этого Конференцией профессоров преподаватели академии; только к участию в проведении экзамена по математике привлекались преподаватели петербургских военных гимназий. Экзаменаторы отнюдь не «зверствовали»: задаваемые ими вопросы, как правило, не выходили за рамки гимназических программ. Сочинение Володе пришлось писать на тему: «Волга и ее значение для Русского государства». При этом ему весьма пригодились и недавние впечатления от поездка по великой русской реке. Володя и его товарищи из Вятки испытания выдержали и приказом по академии были зачислены в «своекоштные» студенты первого курса медицинского отделения (в академии в ту пору, кроме медицинского, существовали еще отделения ветеринарное и фармацевтическое).

Медико-хирургическая академия была весьма своеобразным учебным заведением. Подчинялась она военному министерству и предназначалась «для образования врачей, ветеринаров и фармацевтов военного и морского ведомств». Но на самом деле служить после окончания академии в армии и флоте обязаны были лишь стипендиаты военного министерства. Однако оно выплачивало всего лишь двести стипендий, которых удостаивались студенты третьего и более старших курсов. Общее же число студентов академии доходило до полутора тысяч человек. Стипендии предлагались лишь наиболее успевающим студентам, однако любой из них мог и отказаться от стипендии с тем, чтобы не иметь обязательств перед военным ведомством. Таким образом, большинство выпускников академии в армии не служили и занимали врачебные должности в земствах, городских управах или же посвящали себя частной практике.

В начале 70-х годов возник вопрос о передаче академии в подчинение министерству народного просвещения. Дебатировался он не только в Конференции академии, но и в широкой прессе. Так, в 1873 году, когда студентом академии стал Бехтерев, газета «Гражданин» писала, что «многие из среды серьезных профессоров академии желают присоединить ее к университету ввиду интересов науки, ибо настоящее положение академии в научном отношении, говорят, просто невыносимо». В самом деле, Главное медицинское управление военного ведомства и особенно главный военно-медицинский инспектор, которому академия была непосредственно подчинена, нередко позволяли себе в то время грубо вмешиваться в ее деятельность. Это вело к тому, что, как писала та же газета, «всякий профессор Медико-хирургической академии не может не желать перехода ее в такое ведомство, где, как, например, в университете, никому не дано права приказывать профессорам или Конференции их».