Анатолий Никифоров - Бехтерев

Еще больше, чем споры вокруг Экспериментально-клинического института, внимание общественности столицы в 1912 году занимали студенческие волнения.

Еще в январе 1912 года «учебную забастовку» объявили студентки Женского медицинского института. Причиной забастовки стало назначение министерством просвещения нескольких профессоров и преподавателей вопреки никем не отмененному закону о выборности преподавателей высших учебных заведений, принятому в 1906 году. Ректор института С. С. Салазкин отказался принимать против студенток какие-либо карательные меры, считая их протест справедливым. Тогда министр просвещения Кассо предложил ему подать в отставку. Это вызвало новую волну возмущения со стороны студенток и преподавателей. В результате по распоряжению Кассо из института были исключены 1237 человек. Занятия в институте возобновились лишь к осени, после того как под давлением общественности 1220 студенток вернулись в его стены. Во время забастовки Бехтерев вместе с большинством членов Совета этого института отстаивал права и интересы бастующей молодежи.

Осенью 1912 года обострилась обстановка в Военно-медицинской академии. 25 сентября военный министр В. А. Сухомлинов издал приказ об отдаче студентами академии воинской чести всем офицерам. В тот же день в трамвае возник конфликт между студентом академии и каким-то бравым поручиком. 27 сентября студенческая сходка постановила «не подчиняться приказу об отдании чести, хотя бы это грозило репрессиями, впредь до изменения порядка отдания чести в более соответствующем студентам академии смысле». В эти дни Наталья Петровна Бехтерева писала сыну Владимиру: «Дорогой Воля, папа так много работает, что я серьезно боюсь за его здоровье. Ложится он ежедневно в четыре утра и встает в десять. Из-за Алкогольного института идет до сих пор словесная печатная война, что отнимает у палы много энергии и времени… Третьего дня был издан приказ по академии, что все студенты, как и нижние чины, должны отдавать честь офицерам [5] В царской армии «нижним чинам» (солдатам и унтер-офицерам) при встрече с офицером полагалось не просто прикладывать пальцы к козырьку, а обязательно останавливаться по стойке «смирно». Офицеры же таким образом приветствовали только генералов. Студенты считали унизительным приравнивание их не к офицерам, а к нижним чинам. . Это вызвало целую бурю среди студентов с объявлением трехдневной забастовки. Начальник академии Вельяминов был освистан студентами, которых он выстроил во фрунт…»

Вскоре в петербургской газете «Биржевые ведомости» появилось интервью «с одним видным генералом», который заверял, что приказ об отдаче студентами Военно-медицинской академии чести офицерам издан будто бы по ходатайству профессоров и преподавателей академии. Эта газетная публикация большинством педагогов академии была воспринята как оскорбительная для них неуклюжая попытка Сухомлинова переложить на их плечи спровоцированную им самим конфликтную ситуацию. По предложению Бехтерева статья была обсуждена и осуждена Конференцией академии. Специально избранной при этом комиссии во главе с Бехтеревым было поручено составить от имени Конференции опровержение и направить его в ту же газету. Когда опровержение появилось в печати, Сухомлинов стал выяснять, кем оно составлено. Ученый секретарь академии профессор А. И. Моисеев перечислил военно-санитарному инспектору Евдокимову состав комиссии. Бехтерев, узнав об этом, сказал Моисееву: «Хорошенькое дело! Вы все испортили: ведь ответ был мнением всей Конференции. А так, видите ли, частное мнение отдельных лиц. Эх Вы!»

Вскоре между профессорами Военно-медицинской академии и военным министром возник новый конфликт. Сухомлинов, уделяя мало внимания повышению боеготовности армии, весьма заботился об ее внешнем виде, особенно на парадах, в связи с чем вводил новую форму — и не только в строевых частях, но и в военных учебных заведениях и вспомогательных службах военного ведомства. Делалось это, как говорила молва, в угоду коммерсантам — поставщикам обмундирования. Конференция высказалась против изменения формы студентов. Бехтерев, разумеется, вновь оказался в числе «протестантов». Его отношения с военным министром испортились вконец, и можно было ожидать любого подвоха со стороны злопамятного Сухомлинова.

Бехтерев, однако, старался волноваться как можно меньше по всем подобным поводам. Его заботили куда более важные проблемы. Организация учреждений Психоневрологического института требовала поистине титанических усилий. — И не ослабевала ни на миг его преподавательская, лечебная, издательская и общественная работа. В это время Бехтерев много писал.

В 1910 году из печати вышел второй том его книги «Невропатологические и психиатрические наблюдения», в которой описывался ряд неизвестных ранее симптомов и патологических состояний, встречающихся в клинике нервных и душевных болезней. В 1911 году была опубликована большая монография «Общая диагностика болезней нервной системы». В ней подробно излагались методики обследования неврологических больных и многочисленные клинические признаки различных по локализации и характеру поражений нервной системы.

В 1912 году в разгаре поднятой в печати свистопляски вокруг представленной в министерство финансов «Записки» Бехтерев опубликовал большую статью «Алкогольная политика и алкогольное оздоровление», которая однозначно определяла его отношение к существующей практике царского правительства в этом вопросе и содержала предложение о мероприятиях для противодействия насаждаемому властями пристрастию к «зеленому змию». «Алкоголизм населения, — писал в ней Бехтерев, — является в полном смысле слова государственным злом, которое не только губит силы нынешнего населения, но… обрушивается всею своею тяжестью и на будущие поколения…» Он, кстати, активно возражал против признания безопасным употребления умеренных доз алкоголя, отмечая при этом, что «начало всегда выражается малыми дозами, которые постепенно переходят в дозы все большие и большие по закону тяготения ко всем вообще наркотическим ядам…».

«Экономический ущерб, наносимый стране потреблением алкоголя, так велик, — писал Бехтерев, — что с устранением его государственные финансы только выиграют, не говоря уже об ежегодном сбережении страной 1 млрд. рублей, ныне пропиваемого населением». Бехтерев утверждал, что вообще трудно выразить экономический и моральный ущерб, наносимый стране и народу распространением алкоголизма, при этом он обращал внимание на то, что алкоголизму сопутствуют рост хулиганства, преступности, душевных и нервных болезней, многих иных заболеваний и травматизма, что он становится причиной преждевременной старости и смерти. «С распространением алкоголизма, — говорилось в статье, — страна не только проигрывает и морально, и материально, но и существенно обременяет свой государственный бюджет чрезмерными тратами на содержание тюрем, домов трудолюбия, всевозможных приютов, богаделен, больниц, колоний и т. п. Наконец, физическая хилость пьющего рабочего, умственная вялость интеллигента-алкоголика, нравственное и физическое вырождение потомков алкоголиков — разве это не прямой ущерб, ослабляющий экономические и нравственные силы населения?» Бехтерев утверждал, что многомиллионные доходы министерства финансов от продажи водки и других спиртных напитков создают лишь «мираж бюджетного благополучия», и призывал правительство отказаться «от пользования вином для поддержания финансов» и обеспечить повсеместно лечение алкоголиков. Главным же условием борьбы с алкоголизмом Бехтерев считал поднятие благосостояния и культуры населения.