Николай Ивушкин - Место твое впереди

Я шел во 2-й батальон, а у меня в ушах еще звучали слова комиссара: «Не было... Нет... И не будет!..»

Всю ночь наши подразделения строили оборону. На фанерных листах появились призывы, звучавшие как клятва: «Не пропустим врага на Москву!», «Стоять насмерть!».

Утром гитлеровцы пошли в наступление. Атаки следовали одна за другой. Иногда казалось, что наши силы уже исчерпаны. Но нет — никто не отступал ни на шаг, и раз за разом откатывались враги.

В середине дня фашисты решили сломить нашу оборону танками. Что греха таить, в сорок первом еще существовала болезнь, именуемая танкобоязнью. Однако танковую атаку пресекли артиллеристы. Командир батареи Скоторенко и командир орудия Фомичев открыли огонь прямой наводкой и сразу подбили несколько немецких танков.

Надо ли говорить о том, как поднялся дух бойцов. Два танка, прорвавшиеся к траншее, были уничтожены бутылками с горючим и связками гранат.

Наступила короткая передышка.

19 октября на участке нашего полка противник возобновил атаки.

Идея глубокого маневра в обход Москвы с северо-востока, очевидно, опьяняла гитлеровское командование. Не считаясь с потерями, оно бросало войска на Бежецкое шоссе. А потери у них были огромные — едва успевали за ночь уносить с поля боя убитых. Иногда казалось, что фашисты имеют перевес и потому не прекращают атак. В один из опасных для нас моментов артиллеристы выкатили на прямую наводку 45-мм пушку и открыли огонь по врагу. Я видел, как самоотверженно действовали артиллеристы. Когда атака была отбита, я пошел к ним и поблагодарил за помощь, оказанную пехоте. На огневой позиции находился военком батареи Иван Васильевич Киселев. Он представил мне командира орудия старшего сержанта Владимира Леонова. Разговорились. До войны он жил в Курской области. Работал в колхозе, потом — на сахарном заводе. Служил в армии. Комсомолец. Отец коммунист, воспитал шесть сыновей, и все они на фронте. Вот откуда идет закваска нашей молодежи, героическая сущность ее деяний, подумал я. Под стать командиру орудия Леонову был и весь его расчет. Молодые, энергичные, мужественные люди.

Да, героизм советских людей, проявленный на фронте, — не порождение трагических обстоятельств, а результат патриотического воспитания и преемственности революционных поколений. Сыновья верны заветам отцов, и они это доказали на деле, в жестоких схватках с фашистами.

В этот день у меня было много бесед. Расскажу еще об одной из них.

Я находился во 2-м батальоне, когда на его левом фланге гитлеровцы начали продвигаться вперед, приближаясь к нашим траншеям. Вместе с комбатом мы направились к окопам 6-й роты. Но пока шли, фашисты были отброшены, перестрелка прекратилась. К нам подбежал коренастый лет тридцати сержант Таран и доложил обстановку. Он сообщил, что вражеская пуля ранила командира взвода. В отделениях на некоторое время произошло замешательство. Огонь ослаб. Противник, воспользовавшись этим, устремился вперед.

— Взяв на себя командование взводом, — сказал сержант, — я незамедлительно поднял бойцов в контратаку. Фашисты не выдержали штыкового удара и откатились назад.

Григорий Федорович Таран — с Украины. Рядовой армии рабочего класса. Войну начал солдатом. Потом стал командиром отделения. В беседе с нами держался спокойно, с чувством достоинства. Нас он заверил:

— Держимся в обороне стойко, гитлеровцы не пройдут!

Меня всегда охватывало чувство радости при знакомстве с новым человеком, близким тебе своими помыслами и делами. Так было и при встрече с Григорием Тараном. Человек удивительной скромности, он не выпячивал своих заслуг, а рассказывал о подвигах товарищей.

Возвратившись с переднего края в штаб полка, я застал там командира и комиссара дивизии. Комдив С. Г. Горячев был относительно новый человек, и я увидел его впервые. Комиссар дивизии Григорий Васильевич Рябухин часто посещал полк, и его знали многие. Как и комиссар нашего полка Чекмарев, он в прошлом пограничник и тоже носил зеленую фуражку. Все люди в фуражках пограничников пользовались в полку большим уважением. Красноармейцы и командиры знали, что пограничники — люди особого склада, особой закалки, особой выдержки и самого высокого мужества.

После короткой беседы в штабе полка комдив и комиссар направились на передовую. Положение там осложнялось с каждым часом. То в одном, то в другом районе немцы предпринимали попытки вырваться на Бежицкое шоссе. Появление командира и комиссара действовало на красноармейцев успокаивающе, поднимало их дух. Когда все атаки противника были отражены, они обошли роты, батареи, побеседовали с людьми. Командир дивизии Сергей Георгиевич Горячев рассказал бойцам, что воюет он в родных местах. Здесь, в Калининской области, он родился и вырос.

Перед отъездом комдив развернул карту и познакомил нас с обстановкой, сложившейся под Калинином. Овладев этим городом, гитлеровцы пытались с ходу выйти на Ленинградское шоссе и развить наступление в сторону Торжка. Но это им не удалось. Совершив двухсоткилометровый марш-бросок с Северо-Западного фронта, навстречу гитлеровцам вышли 8-я танковая бригада полковника П. А. Ротмистрова и 46-й мотоциклетный полк майора В. М. Федорченко. Вместе с пограничниками и 934-м полком нашей дивизии они преградили путь врагу.

Комдив сообщил, что противник не имел успеха и южнее Калинина. 5-я стрелковая дивизия и 21-я танковая бригада отбили все его атаки.

Подтянув резервы, противник возобновил наступление против нашего полка. На помощь пехоте и танкам он бросил авиацию. Бомбовые удары потрясали передний край. Множество воронок от разрывов бомб и снарядов зияло на шоссейной дороге, справа и слева от нее. Тошнотворный запах тротила точил горло. Иногда в голову приходила мысль: наверное, не только человеку, но и земле под огнем больно и страшно.

Зенитных средств в то время на нашем участке фронта не хватало. Было маловато и самолетов. Несколько истребителей, появлявшихся в небе, ничего не могли сделать с армадой вражеских самолетов. Здесь, пожалуй, мы впервые по-настоящему почувствовали, что превосходство врага в авиации позволяет ему сильно воздействовать на нервы наших воинов и наносить подразделениям полка немалый урон. Но, противопоставив гитлеровцам железную стойкость, нам удалось удержать позиции.

Бои шли за Калинином, но и в городе еще несколько дней оставались очаги сопротивления. До нас доносились взрывы, пулеметные очереди. Перед рассветом 20 октября, словно вынырнув из ночи, недалеко от командного пункта полка построились тринадцать бойцов и командиров. Вид у них был страшный: черные, закопченные лица, рваное, обгоревшее обмундирование. Но все-таки красноармейцы и командиры не теряли самообладания, смотрели на нас гордо, как смотрят люди, исполненные сознания честно выполненного долга.