Бернар Виоле - Жерар Депардьё

Или взять сцену, когда молодой герой рассказывает отцу о своем пристрастии к наркотикам и о том, как трудно от них отвыкнуть. Для Депардьё-сына это были горькие воспоминания, о которых он поведал журналистам: «Я сидел на игле. Я был болен. А меня посадили в тюрьму! Там-то я и начал писать. На самом деле я слишком рано был лишен свободы, что позволило мне выжить в личностном плане. Мать всегда говорила: “Когда у тебя нет сил больше плыть, то, чтобы не утонуть, лежи на спине, пусть тебя несет течением”. Я и пытаюсь это делать. У меня в общем-то нет выбора».

В то же время у сына актера, уже успевшего закалить характер, не было и мысли о том, чтобы сводить счеты с отцом через экран: «Мы уже давно заключили мир. Мы не смогли бы сниматься в этом фильме, если бы злились друг на друга». Ни злобы, ни выворачивания себя наизнанку, эхом подхватывает Жерар, отказывающийся ставить знак равенства между отцом, которого он играет, и самим собой: «Этот писатель, холодный и отгороженный от всего мира, который живет только своим творчеством, вернее, умирает от него, — полная моя противоположность. Это пересохший колодец. Он не может ничего выразить иначе, как на бумаге. Это инвалид по сердечности. Я же люблю страстно, и я всегда на стороне жизни». Однако он признался и в том, что в собственной жизни не сыграл той роли отца, какой ждал от него сын: «Если мне и есть за что укорить отца, каким я был, так это за его молодость. Мне было двадцать лет, когда родился Гийом. Я был еще невозделанной почвой, занимался самообразованием. Не буду вам пересказывать историю про неотесанного паренька из Шатору, который явился ни с чем и хотел всё попробовать; она вам известна. У меня не было основ, принципов, мудрости. Единственным примером отца для меня был мой собственный — неграмотный, отброшенный на обочину жизни. У меня были верные чувства, но плохие средства для их выражения, неправильные ориентиры. Я слишком многое переложил на плечи своей жены Элизабет. То меня не было рядом, то я пытался наверстать упущенное, и от меня было не избавиться. Свои ошибки осознаешь уже потом. Делаешь, что можешь и как можешь. Но я сумел сказать: “Я люблю тебя”».

И Депардьё-отец стал гордиться длинным путем, уже проделанным Гийомом, в стиле «Мой сын — герой»: «Я восхищаюсь тем, что он выдержал взгляды публики, наблюдавшей за мной через него. Это было испытание. Но он с ним справился, и я этим горжусь. Он гениальный актер и доказал это, и я тут ни при чем. Он всегда был гораздо одареннее меня. Он музыкант, писатель, поэт. Он рано проделал в стене гнева и бунта ворота, которые я даже не разглядел. Он испил чашу страданий. Это герой Достоевского. Все три брата Карамазовы вместе взятые! Я восхищаюсь им».

Несмотря на понятные опасения по поводу сложившегося дуэта («Кругом одни Депардьё!»), фильм «Чти отца своего» был признан удачным и в плане построения сюжета, и в плане актерской игры. «Драматическое противостояние, которому отец и сын Депардьё придают большой накал и волнующее напряжение, — писала газета «Паризьен». — Жерар и Гийом трогательны в своей правдивости».

К тому времени, как фильм «Чти отца своего» начали показывать в кинотеатрах, телевидение закончило демонстрацию четырехсерийного фильма-эпопеи «Наполеон» по мотивам биографии, написанной Максом Галло. Этот фильм, снятый канадцем Ивом Симоно, еще за несколько месяцев до трансляции представляли как главное событие нового сезона. В самом деле, бюджет «Наполеона» был колоссальным, самым большим в истории французского телевидения — 39,64 миллиона евро. Соответствующим образом были подобраны актеры: заглавную роль отдали Кристиану Клавье, которого окружали Изабелла Росселлини, Джон Малкович, Анук Эме, Хайно Ферх и Жерар Депардьё в роли министра полиции Жозефа Фуше.

Актеру не составило труда добиться для себя этой роли, поскольку он являлся сопродюсером фильма через компанию GMT — филиал группы Лагардера. Именно эта компания успешно осуществила съемки «Графа Монте-Кристо», «Отверженных» и «Бальзака». При этом Депардьё был давно знаком с Жан-Пьером Гереном, и, по их собственному признанию, им было приятно работать вместе. Их роли были четко распределены: Герен занимается финансово-техническими проблемами, Депардьё выступает связующим звеном между актерами, продюсерами и руководством телеканалов. Этот образ он примерил на себя с нескрываемым удовольствием: «Я люблю устраивать встречи ради крупного проекта». В голове у знаменитого посредника постоянно бурлили идеи, а его нетерпение слегка раздражало спокойного Герена: «Ему надо, чтобы всё делалось быстро, он сам заводной. Иногда он предлагает мне проект, я начинаю над ним работать, а он через три недели приносит мне другой. У него мощные задумки в отношении героев: Верцингеторикс, Цезарь, Караваджо… Кстати, он планирует их не только “под себя”…»

На роль Наполеона Жерар сразу предложил Кристиана Клавье. Из простого товарищества? Не только. Главное — из-за поразительного внешнего сходства: «Когда я увидел Кристиана в роли Тенардье, то сказал себе, что с его внешностью и умом надо сыграть Наполеона». Он же позвонил в Нью-Йорк Изабелле Росселлини, разбудив ее ранним утром, чтобы предложить ей роль Жозефины де Богарне. Джону Малковичу отвели роль Талейрана. «Приезжай, Джон, телевидение — это свобода!» — пылко заявил ему Депардьё, потому что сам в это верил.

Убедителен ли Клавье в образе Наполеона? Да, ответили и критики, и девять миллионов зрителей, посмотревших первую серию в октябре по каналу «Франс-2». Все, как и Депардьё, сочли, что Клавье внешне похож на своего героя; более того, войдя в образ, он сумел заставить позабыть о комических персонажах, которые до сих пор были связаны с его именем.

С таким же успехом фильм был показан в Италии; впрочем, там мнения разделились. Хотя игра Клавье, Депардьё, Изабеллы Росселлини не вызывала нареканий, Умберто Босси, эмоциональный лидер партии «Лига Севера», решил, что в фильме выражено слишком сочувственное отношение к «диктатору, обескровившему север Италии и разграбившему Венецианскую республику». Он высказал свое удивление, узнав о том, что итальянское государство тоже участвовало в создании этого фильма, наряду с США, Германией, Великобританией, Канадой, Венгрией и Испанией. Жерару Депардьё это не понравилось, и он сразу ответил на это замечание в таком же резком тоне: «Не Босси судить Наполеона. Ответ дали зрители, а наш фильм ни в чем не погрешил против истины. Возможно, Босси предпочел бы Наполеона-идиота?»

Никогда не упуская случая вступить в полемику, Депардьё у многих вызывал зубовный скрежет. На сей раз речь зашла о его отношениях со скандальным алжирским бизнесменом Рафиком Абдельмуменом Халифой, чьим компаньоном, как мы знаем, он стал, чтобы приобрести 150 гектаров виноградников в Тлемсене. Молодой алжирский миллиардер (ему тогда было тридцать пять лет), возглавивший конгломерат из самых разных компаний (банк, прокат машин, авиакомпания, фармацевтический завод в Алжире), являлся еще и спонсором футбольного клуба «Олимпик Марсель» и только что подписал договор о сотрудничестве с клубом регби из Бегля, в окрестностях Бордо. Однако эта сделка (более полумиллиона евро) отнюдь не пришлась по вкусу мэру города Ноэлю Мамеру, воинственному депутату от партии «зеленых». Он начал кампанию в прессе, заклеймив там Халифу как «союзника алжирских генералов, благодаря которым он и сколотил свое состояние, союзником алжирских властей, сеющих варварство, чинящих убийства и пытки». Публично развеяв таким образом миф, насаждаемый друзьями алжирского «чудо-юноши», лидер «зеленых» еще не знал (а может и знал?), что ввязался в политико-журналистские дебаты, которые Депардьё будет растравлять и подзуживать!