Майя Улановская - История одной семьи

Но главное — о своём разрыве с местечком, об участии в Гражданской войне, о службе в советской разведке, мать вспоминает как о чём-то, что случилось так же закономерно, как последующее отрезвление и отправка в лагеря. И раскаиваться в этом противоестественно и бесплодно. То, что для неё, как и для тысяч её современников, существовал другой выбор — пути, по которому пошли кибуцницы Тамара и Това — было осознано слишком поздно. Но мне кажется, что для понимания того, как люди становятся революционерами, полезно рассмотреть этот феномен изнутри, сохраняя — не к самому феномену, а к его носителям — лояльность детей по отношению к родителям.

Нас в Израиле трое — моя мать, я и мой сын. Не для красного словца, а поражаясь остроте сюжетов, которые создаёт сама жизнь, упоминаю, что мой сын — солдат израильской армии. Представителей трёх поколений нашей семьи связывает духовное, а не кровное лишь родство. В революцию мы не верим. Мы терпимы и либеральны. Но тем, чем был когда-то для моих родителей уход в революцию, тем впоследствии для меня была готовность разделить их арестантскую судьбу. Эти же «революционные гены» привели моего подростка-сына к решению уехать в Израиль. Поэтому в нашей семье — на обозримом мною отрезке её истории — не существовало проблемы «отцов и детей». Когда следователь на допросе сказал мне, что моя мать «ненавидела советскую власть», я убеждённо ответила: «Значит, так и надо советской власти». Мой сын не хотел жить в Советском Союзе в значительной степени потому, что в той стране держали в тюрьмах его деда, бабку, мать, угрожали арестом его отцу. Возможно, что лояльность по отношению к близким заменила нам почти атрофированное национальное чувство.

Как многие нынешние олим, выходцы из России, мы плохо знаем свою родословную. «Будденброков» или «Саги о Форсайтах» по нашим воспоминаниям не создашь. Только теперь, оказавшись на древней земле наших предков, ощутив немалым усилием воображения эту землю своей, мы вдруг поняли, что мы — часть единого народа. Желание рассказать историю нашей семьи возникло у нас из понимания того, что при всём своеобразии отдельных моментов, эта история — от еврейского местечка, через обольщения и увлечения века, через заезды на чужие континенты и остановки в Архипелаге ГУЛАГ, с его особыми, располагающими к размышлению, условиями, через причастность к диссидентскому и сионистскому движениям в Москве и до нашего приземления в Лоде — эта история довольно характерна для определённого круга нынешних граждан Израиля.

М.Улановская

Иерусалим, 1980

Александр Петрович Улановский [2] Внимательный читатель может отметить разночтения в трёх изданиях книги по таким важным вопросам, как имя-отчество и место рождения моего отца. «Вина» в этом его самого, а вернее — дань времени и вкусам среды, в которой прошла его молодость, а также и моей готовности, по его примеру, отнестись без должного педантизма к этому вопросу: ведь он считал, что происхождение человека — это неважно, как хочу, так и пишу, что уже привело к недоразумению: в «Российской еврейской энциклопедии» его настоящая фамилия — Улановский — фигурирует как псевдоним был всю жизнь безразличен и к национальному вопросу, и к своему происхождению. Поэтому так мало известно об остановке, которая окружала его в детстве, хотя и мать его, и он сам и шестеро его сестёр и братьев дожили до глубокой старости.

Он ушёл из дома в ранней юности, десятки лет не встречался с родными. Его близкие — когда-то рядовые труженики Российской империи, а позже — рядовые советские люди — были, как и он, лишены ощущения связи с еврейством, с «корнями». Можно сказать, что среда, из которой он вышел, была вполне денационализированной.

При рождении ему дали имя Израиль. Но для своих близких он был Алёшей. Так и будем его называть в этом небольшом рассказе о его детстве, юности и молодых годах.

Родился он в 1891 г. в Кишинёве [3] Так — со слов матери. По утверждению родных — в Одессе, по документам — в Керчи. , в семье бедняка-портного, который мечтал передать старшему сыну своё ремесло. Некоторые портновские навыки остались у Алёши на всю жизнь — иглу и утюг он держал с профессиональной хваткой.

Мать, красивая женщина с твёрдым характером, верховодила в семье. Портной был человеком исключительно честным и трудолюбивым, но мало интересовался практической стороной жизни. Он любил книги. Пока он работал, его двенадцатилетний сын читал ему вслух приключенческие романы, пропуская, по обоюдному согласию, описания природы и любовные сцены.

Несмотря на бедность, жили весело и часто пели песни: еврейские, русские и украинские. Через поколение потомки портного сохранят эти песни как единственное его наследство.

Из Кишинёва семья переехала в Одессу. Поселились на Молдаванке, в доме, полном воров, проституток, всякой шантрапы. Когда дети шумели, мать их унимала: «Тише, дети, тётя спит, у неё был тяжёлый гость».

После смерти отца семья переселилась в Керчь. Здесь у матери была мелочная лавка. Портным стал следующий по возрасту сын, а старший, Алёша, в четырнадцать лет пошёл в жестянщики.

В школе он проучился всего два года, никакого уважения к систематическому образованию из неё не вынес, но всю жизнь был неутомимым самоучкой и приобрёл большие знания в разных областях.

1905-й год он встретил сознательным человеком. Увлёкся книгами Кропоткина и примкнул к анархистам. Анархисты в Кишинёве организовали типографию, распространяли литературу. Типография провалилась. Году в 1910 Алёшу с группой товарищей арестовали, держали в предварительном заключении [4] В 1978 г. нам написал из г. Кирьят-Ата сидевший одновременно с отцом в тюрьме бывший кишенёвец М.Хаимский: «…Пока расскажу Вам один наш тюремный эпизод. Я сидел в одиночной камере и случайно встретил его в коридоре тюрьмы. Он выглядел обескураженным, тогда я написал ему стихотворение… При новой встрече я ему сказал: „Сэр, я вам написал стихотворение“. Когда я ему прочёл, он мне объяснил своё плохое настроение. он боялся, что ему наденут кандалы, он участвовал в какой-то экспроприации, которые тогда были в моде, на революционные цели». , потом судили и сослали на 4 года в Туруханский край [5] Судя по воспоминаниям жены Свердлова (4-е изд. Москва: Молодая гвардия, 1985. 398 с.), местом ссылки было село Монастырское. . Тюрьма и ссылка заменили ему школу и университет.

В Туруханский край ссылали самых опасных революционеров — анархистов и эсеров. Было там и несколько крупных большевиков, среди них Свердлов и Сталин. Молодой пролетарий пользовался всеобщей любовью ссыльных. Любили его всегда — смолоду и до смерти. На него обратил внимание Свердлов и приблизил к себе. Свердлов и его жена, Клавдия Новгородцева, были открытые, весёлые люди, в ссылке, вместе с женой и дочерью местного попа, они организовали самодеятельность. Алёше легко было в этой семье.