Андрей Шкуро - Гражданская война в России: Записки белого партизана

Больше всего я опасался, чтобы главой этого правительства не был поставлен Иван Макаренко.

До меня доходили сведения, что им уже принимаются меры в этом направлении. К счастью моему и к счастью Кубанского края (так я тогда думал), на горизонте кубанской жизни появился Лука Лаврентьевич Быч, и Макаренко сразу отошел на второй план. Все говорили, что Быч, которого я до сего времени совершенно не знал, весьма серьезный общественный работник, с юридическим образованием и значительным служебным стажем. Он был некоторое время городским головой в Баку, а в последнее перед появлением в Екатеринодаре время — уполномоченным по снабжению продовольствием Кавказской армии.

Я искренно приветствовал избрание Законодательной Рады Л. Л. Быча Представителем правительства и откровенно высказал это самому Бычу.

Справедливость требует сказать, что при многочисленных последующих разногласиях мы, кажется, твердо сошлись в одном — это во взгляде на Ивана Макаренко. Л.Л. по достоинству оценил это несчастье Кубанского края.

Выбор остальных членов правительства — «министров» затянулся очень надолго. Людей, подготовленных к этой работе, было мало, а опыт Войскового правительства обязывал замещать ответственные должности с большой осмотрительностью.

Меня, естественно, очень интересовал выбор военного министра. Желательным для меня был полковник Генштаба Успенский, начальник штаба одной из находящихся в Кавказской армии казачьих дивизий, и я принял личное участие в Законодательной Раде при обсуждении кандидатуры на этот пост.

После данной мной аттестации Успенский почти единогласно был избран на роль члена правительства по военным делам.

Партийных группировок в Законодательной Раде еще не намечалось, и было заметно общее, по-видимому, вполне искреннее, желание создать работоспособное правительство.

Н. С. Рябовол — председатель Законодательной Рады, как гто сказал мне, что в его лице я найду благожелательного советника, что фактическое управление краем должно перейти к неофициальному совету из четырех лиц: атаман, Быч, Рябовол, Бардиж-отец.

Несмотря на то что репутация Рябовола значительнее была подорвана какой-то темной историей о незаконном использовании им сумм Черноморско-Кубанской железной дороги, в управлении которой он был одним из директоров, все же имя его было очень популярно среди черноморцев. Он славился как опытный техник по ведению разных собраний и неизменно избирался в них председателем. С момента революции, когда такие качества очень ценились, Рябовол стал играть видную роль на Кубани. Он был председателем областного совета, бессменно председательствовал в Радах, начиная с сентябрьской сессии; по создании Законодательной Рады он стал ее Председателем.

Первое впечатление Рябовол производил очень невыгодное для себя. Но уже получасовая беседа с ним рассеивала это первое впечатление, и незаметно для себя собеседник вовлекался Рябоволом в живую интересную беседу с оттенком, располагающим к искренности.

В деле же управления заседаниями Рады он достиг полного совершенства. Никто лучше его не мог подготовить Раду к вынесению решений, желательных для него и поддерживающей его группы.

Это был талантливый жонглер, передергиватель партийных карт и малодобросовестный общественный деятель.

Оппозиционная группа Рады ценила и пользовалась в Раде талантом Рябовола, но благоразумно уклонялась от выдвижения его на роли, связанные с распоряжением войсковыми капиталами или другими ответственными исполнительными функциями.

Но самого Рябовола уже тяготила почетная роль бессменного председателя Рады, и он охотно переменил бы свое амплуа. Предприимчивая, кипучая натура Рябовола искала приложения своих сил на другом поприще, и он начал искать места для связи с более уравновешенною частью казаков, поддерживающей атамана, а его близкие заметно проводили мысль, что «атаману Филимонову следует сблизиться с Рябоволом и избрать его Председателем правительства».

Такой комбинацией из лиц популярных: одного — в Черноморье, а другого — на Линии, достигается недостающее объединение кубанцев — прекратится разъедающая Кубань разноголосица и подымется авторитет власти в глазах Добровольческой армии (дело было весной 1919 г.).

Я лично могу только свидетельствовать, что ровно за неделю до своей насильственной смерти Рябовол демонстрировал некоторый поворот в своих взглядах на полуофициальном обеде, устроенном мною на другой день после злосчастного ужина, закончившемся инцидентом с речью генерала Деникина*.

На обеде присутствовали атаманы донской, терской и астраханский, а также председатели всех казачьих правительств, а Рябовол был приглашен вместе с Султаном Шахим-Гиреем, как представители Краевой и Законодательной Рад, избранные к тому же членами конференции в г. Ростове по созданию общерусской власти.

Обед прошел очень оживленно в искренней беседе и сопровождался теплыми речами с призывом к единению. Особенно оживлен был Рябовол и много говорил о необходимости покончить распри и договориться до хорошего конца.

Он уверял, что едет в Ростов, с целью воздействовать на непримиримую часть кубанских делегатов (Макаренко и К°) в духе разумной уступчивости.

Обращаясь к моей жене, Рябовол несколько раз повторил: «Я знаю, что вы и Александр Петрович (это мое имя) меня не любите, но подождите, скоро мы будем друзьями». И просил оставить у себя на память о нем очень изящно сделанную металлическую зажигалку.

14 июня 1919 г. Рябовол был убит в вестибюле гостиницы «Палас» в г. Ростове-на-Дону, куда он вечером ходил с какой-то дамой.

Казаки приписывают это группе неизвестных офицеров Добровольческой армии.

Если это верно, то нужно сознаться, что убийством Рябовола были достигнуты результаты неблагоприятные. Рябовол появился в ореоле мученика, а его место, как увидим ниже, заняли лица, имеющие все его недостатки и не обладавшие его достоинствами.

Примерно около половины ноября 1917 г. сформировано было новое правительство, во главе которого стал Л. Л. Быч. Роль, значение и деятельность этого политического деятеля будут выясняться попутно с изложением событий.

По кубанской конституции правительство это было поставлено вне всякой зависимости от атамана и было подотчетно Законодательной Раде.

Между традJI. Бычиционно-историческим представлением об атамане и атамане, созданном ухищрениями Ивана Макаренко и его присных, ничего общего не было. Соглашаясь на принятие должности атамана, я, конечно, учитывал трудность своего положения, но тогда мне верилось, что любовь к краю и опасность, непосредственно ему угрожающая, устранят всякие интриги на почве несовершенства конституции. Я тогда думал, что если не чувство долга, то чувство самосохранения заставит всех работать на пользу края и родины.