Леонид Млечин - Борис Ельцин. Послесловие

— Борис Николаевич, мы на вашей стороне. Держитесь сами, а мы вас в беде не оставим.

Его поклонники были настроены весьма решительно. Они были готовы встать под его знамена.

Летом 1988 года Ельцин отдыхал в Юрмале, в санатории управления делами Совета министров «Рижский залив». Он играл в теннис и бадминтон, плавал. Именно тогда корреспондент курортной газеты «Юрмала» Александр Ольбик и взял у него первое интервью. 4 августа одновременно газеты «Юрмала» и рижская «Советская молодежь», которые чувствовали себя свободнее, чем московская пресса, опубликовали большое интервью с Ельциным. Интервью имело огромный резонанс, его переснимали на ксероксе, перепечатывали десятки других газет. Довольный Ельцин сказал журналисту:

— Мы с вами прорвали блокаду молчания, но это еще не победа.

Перелом произошел, когда Ельцина пригласили на встречу со слушателями московской Высшей комсомольской школы. Это было 12 ноября 1988 года. Ельцин ответил на триста двадцать вопросов. Встреча продолжалась четыре с половиной часа.

Вопросы комсомольцы задавали очень откровенные, ответы они получили — по тем временам — тоже откровенные.

— Почему вы выступаете против спецпайков для, как вы выразились, голодающей номенклатуры?

— Я против элитарности в обществе, у нас не должно быть спецкоммунистов: одни имеют все, а другие ничего… Моя супруга ходит по магазинам, ничего. Едим колбасу, правда, предварительно надо глаза зажмурить.

— Ваша популярность в стране не меньше, чем у Горбачева. Могли бы возглавить партию и государство?

— Когда будут альтернативные выборы, почему бы не попытаться…

Борис Николаевич увидел, какими глазами смотрит на него молодежь, как важно для нее его слово и мнение. Выступление Ельцина Александр Коржаков записал на магнитофон. Потом с этой записи делались копии, распечатывались и распространялись по всей стране, иногда продавались.

Его выступление стало событием — важным для него и неприятным для партийного начальства. Ельцин превратился в заметного человека. Всех интересовало: что с ним? Чем он занят и что собирается делать? Его помощник Лев Суханов вспоминал: «Ельцин, кажется, был в ударе, он держал аудиторию в таком напряжении, что мне порой было за него страшно… Ельцин тогда преследовал еще одну цель: выступая без перерыва, он как бы демонстрировал свое физическое состояние. Ибо ходили слухи о его тяжелой болезни, и он отнюдь не желал быть в глазах людей немощным, вызывающим сострадание политиком».

Разговоры о нездоровье сопровождали Ельцина всю его политическую жизнь. И наступит момент, когда худшие предположения окажутся реальностью. Но в тот момент он еще на здоровье не жаловался, лечиться не любил, к врачам обращался в самом крайнем случае.

На лето 1988 года была назначена XIX партийная конференция. Сейчас немногие вспомнят, для чего она собиралась и что именно она решила. Но с партийной конференции началось пробуждение политической активности в стране. И выдвижение делегатов на партконференцию было первой попыткой изменить советскую процедуру выборов.

В прежние времена и в делегаты, и в депутаты назначало начальство. Кого в ЦК утвердят, тот и будет. Весной 1988-го уже было иначе. Конечно, система выборов делегатов была не очень демократической. Все партийные организации могли выдвинуть своих кандидатов, но реальный отбор проходил на пленумах партийных комитетов, которые отсеивали неугодных.

Тем не менее некоторое количество известных своими демократическими убеждениями людей все-таки были избраны.

Борис Ельцин поставил перед собой задачу во что бы то ни стало добиться избрания делегатом XIX партийной конференции и выступить на ней. Это и было бы началом возвращения в политику. Он мечтал только об этом.

Кандидатом в делегаты его выдвинуло множество партийных организаций, но начальство имело полную возможность не пустить его на конференцию. Однако Горбачев понимал, что делать этого никак нельзя. Не дать Ельцину мандата — значит показать, что никакой демократизации в партии не происходит. Этого Михаил Сергеевич никак не хотел. Он только позаботился о том, чтобы Ельцин не вошел в московскую или свердловскую делегации. Бориса Николаевича избрали от Карелии. Не так почетно, как, скажем, от столичной парторганизации. К тому же карельские делегаты сидели на балконе. Горбачев рассудил, что чем дальше Ельцин от трибуны, тем спокойнее.

28 июня в Кремлевском дворце съездов открылась XIX партконференция. Он уже стал знаменитостью. На него приходили посмотреть. Но старые знакомые, напротив, старательно отводили взгляд.

Ельцин твердо решил, что выступит. Написал записку с просьбой предоставить ему слово. Но в список ораторов Горбачев его не включил. Когда конференция уже заканчивалась, Ельцин понял, что решено его на трибуну не пускать. Тогда он совершил один из тех удивительных поступков, которые вскоре привели его в кресло президента России.

Борис Николаевич спустился в зал и пошел к президиуму с мандатом делегата конференции в поднятой руке. Он подошел к Горбачеву и потребовал дать ему слово для выступления. Замерший зал наблюдал за этой сценой. Михаил Сергеевич подозвал к себе своего главного помощника Валерия Болдина и сказал:

— Пригласи Бориса Николаевича в комнату президиума и скажи, что я дам ему слово, но пусть он присядет, ане стоит перед трибуной.

Болдин передал Ельцину слова генерального секретаря. Ельцин сел в первом ряду и стал ждать. Он получил слово. Ход конференции показывали по первому каналу Центрального телевидения, и вся страна впервые увидела и услышала «партийного диссидента номер один».

— За семьдесят лет мы не решили главных вопросов — накормить и одеть народ, обеспечить сферу услуг, решить социальные вопросы, — говорил Ельцин. — Одной из главных причин трудностей перестройки является ее декларативный характер… И как результат перестройки — за три года не решили каких-то ощутимых реальных проблем для людей, а тем более не добились революционных преобразований… Вера людей может покачнуться в любой момент. В дальнейшем это риск потерять управление и политическую стабильность…

Ельцин объяснил, что дает интервью иностранным журналистам, потому что в советской печати беседы с ним не печатаются. Говорил, что не должно быть зон, свободных от критики. Что в партии необходима гласность — и люди имеют право знать, в частности, бюджет партии, на что идут их деньги. Он предложил сократить партийный аппарат, отменить привилегии.

— Считаю, что некоторые члены политбюро, виновные как члены коллективного органа, облеченные доверием ЦК

и партии, должны ответить: почему страна и партия доведены до такого состояния? И после этого сделать выводы — вывести их из состава политбюро. Это более гуманный шаг, чем, критикуя посмертно, затем перезахоронить…