Вячеслав Хотулёв - Клавдия Шульженко: жизнь, любовь, песня

…Она сидела в кресле и делала вид, что читает, уже в который раз бросая тревожные взгляды в трюмо. Сегодня она не в лучшей форме. А впрочем, какая разница, не замуж выходить.

Перед ней стоял молодой, улыбающийся мужчина со смелым прямым взглядом. Он смотрел на нее так, словно оценивал, стоит ли с ней иметь дело. Она мило улыбнулась и протянула свою чуть полноватую руку и так ее подняла, что Епифанов не понял — то ли поцеловать, то ли пожать ее. Решил, что поцеловать — выйдет подобострастно, пожал, получилось смешно, и все засмеялись.

— Вы захватите сегодня меня в Москву? — спросила, улыбаясь, Шульженко.

— С большим удовольствием, — ответил Епифанов и понял, что стало легко и просто и что перед ним обыкновенная женщина с очень хорошими формами, но не очень молодая.

Марианна смотрела то на Шульженко, то на Епифанова и поняла, что они понравились друг другу.

После ужина они вчетвером возвращались в Москву. Женщины сидели сзади, а профессор, весьма оживившийся то ли от гонорара, то ли от присутствия Клавдии Ивановны, то и дело оглядывался и сладко улыбался ей. Его высадили у метро «Сокол». Он подошел к задней дверце, открыл ее, церемонно поцеловал Шульженко руку, сказал:

— Клавдия Ивановна, если у вас будут проблемы с мочевым пузырем, обращайтесь!

После этой фразы «Победа» заходила ходуном. Потом высадили Семенову и на Алексея Толстого уже ехали вдвоем. Епифанову понравилось, что Шульженко пересела на переднее сиденье. Она хотела объяснить, как ехать, но он коротко сказал:

— Я знаю.

«Победа» остановилась у подъезда ее дома. Они вышли из машины. Она протянула ему руку. Он чуть задержал ее в своих, ощутив, какая мягкая и теплая у нее ладонь.

— Приходите в гости, Жорж.

— Приду. Вопрос — когда.

— Я в конце недели вернусь из санатория.

— Вас привезти?

— Спасибо. Директор санатория даст мне машину. Жду вас в субботу, вечером!

Она повернулась и ушла, оставив после себя чуть приторный запах духов.

Позже он узнал, что духи назывались «мицуко» и она всю жизнь пользовалась только ими, еще с тех довоенных пор, когда первый флакончик подарил ей отец. Этот запах, но уже едва уловимый, еще долго будет стоять в ее подъезде, когда спустя 27 лет, в июне 84-го, Клавдию Ивановну увезут в больницу на Открытое шоссе…

В назначенную субботу Епифанов снимал сюжет для киножурнала «Новости дня» у нового здания МГУ на Ленинских горах. Мероприятие затягивалось, он нервничал, позвонить было неоткуда. Когда он к ней приехал, было около восьми. Шульженко открыла дверь:

— А я уж вас не ждала.

— Извините. Только что съемки закончились.

Удивительное дело — в этот субботний вечер квартира была пуста. Соседи куда-то уехали отдыхать. Сына тоже не было. А Виктория с дочками была на даче.

«Очень уютная комнатка… — отметил про себя Епифанов. — И без мужчины». Глаз у него был наметанный.

Они пили чай, разговаривали. А разговаривать Епифанов умел. Он очень смешно рассказывал, как он попал на ее концерт в Ленинграде в клубе Промкооперации, рассказал, что у него уже больше ста пластинок с записями ее песен. Она подивилась, у нее было значительно меньше.

Когда наступил поздний вечер, создалось впечатление, что они знакомы друг с другом давным-давно. Клавдия Ивановна поднялась. Поднялся и Епифанов, решив, что пора прощаться.

— Вот что, Жорж, — произнесла Шульженко, глядя куда-то в сторону. — Вы или уходите… или оставайтесь…

Как он позднее признавался, у него мелькнуло что-то подобие страха, а сможет ли он оказаться на высоте в «предполагаемых обстоятельствах», и решил остаться.

С этого вечера и потрясающей ночи началась их бурная совместная жизнь, полная радостей и разочарований, душевных взлетов и мук от женской, испепеляющей все вокруг себя ревности.

В одном из своих интервью в начале 97-го года Епифанов с гордостью говорил, что он холостяк по убеждению. Однако это было не совсем так. В период начала его отношений с Шульженко он состоял в браке с женщиной по имени Цецилия. Об этом не знала даже его мать, обожавшая своего единственного сына всепоглощающей, эгоистической материнской любовью. Она случайно узнала, что ее сын расписан. Епифанову предстояла небольшая зарубежная командировка. Как это было принято, понадобилась анкета. Вот тогда и обнаружилось, что он женат. Надо отдать должное, он все рассказал Клавдии Ивановне. Она ответила, что, увы, не сможет встречаться с женатым мужчиной. Епифанов развелся.

У них были странные отношения. Он не хотел жить в коммунальной квартире. Она, естественно, не могла переехать в его однокомнатную «конуру». Они решили добиваться, чтоб ей дали отдельную квартиру. С помощью Епифанова она написала письмо Е. А. Фурцевой. У Шульженко с Фурцевой не сложились отношения. Клавдия Ивановна никогда не дарила подарки начальству в благодарность за организацию «хороших гастролей», считала для себя это унизительным. Кроме того, она не была дипломатом и часто говорила то, что думала. А это тоже не нравилось (и сейчас не нравится) начальству, независимо от его ранга. Однажды Екатерина Алексеевна попыталась дать советы Клавдии Ивановне относительно ее репертуара. Шульженко довольно резко ответила, что она сама справляется с тем, что ей надо исполнять.

«Секретарю ЦК КПСС Фурцевой Екатерине Алексеевне.

Уважаемая Екатерина Алексеевна!

Обращаюсь к Вам с просьбой ходатайствовать перед Моссоветом о предоставлении мне квартиры. Я живу в коммунальной квартире, занимаю одну комнату 17,5 метра. В этой комнате я сплю, ем, болею. Болею все чаще, так как постоянные сквозняки ввиду частого проветривания комнаты вызывают неоднократные гриппы и воспаление легких. Слева от моей комнаты живет семья с детьми, справа живет семья моего сына, у которого трехлетняя дочь и через два месяца должен родиться второй ребенок. В такой тесноте и шуме протекает моя жизнь. Здесь же мне приходится репетировать, готовить репертуар, заниматься с композиторами и поэтами — авторами моих песен, которые, наверное, слышали Вы и которые поет и любит наш народ, которые известны за рубежом. Благополучие нашего быта отражается на благополучии нашего творчества. В каждой новой песне я отдаю частицу своего сердца, самой себя, возраст мой и зрелость повышают еще и больше ответственность перед народом, зрителем и радиослушателем. Три года тому назад Вы, Екатерина Алексеевна, обнадежили меня обещанием дать мне квартиру. В течение всего этого времени я трепетно жду, когда это осуществится. Выступая в Москве и многих городах нашей страны, я получаю большое моральное удовлетворение от того, что творчество мое признано и любимо широкими народными массами, о чем говорят неизменный успех моих выступлений, отзывы прессы, нескончаемый поток писем, адресованных мне. С другой стороны успех моего творчества приносит государству значительную материальную пользу, которая складывается как из сборов, получаемых от моих сольных концертов, так и в результате выпуска огромных тиражей пластинок, напетых мною за последние двадцать лет. Крайне тяжелые жилищные условия, в которых я в настоящее время нахожусь, вынуждают меня обратиться к Вам с убедительной просьбой оказать мне помощь в предоставлении отдельной квартиры из двух-трех комнат и тем самым создать нормальные условия для моего дальнейшего творчества и моего быта.