Александр Кукаркин - Чарли Чаплин

Конкретные примеры влияния творчества Чаплина можно было бы продолжить, проследив это влияние чуть ли не по каждой его картине. Огромный резонанс среди творческих работников имели острая сатира и искренняя патетика чаплиновского фильма «На плечо!», а в «Большой парад» Кинга Видора оказалась включенной сцена, прямо перенесенная из него (с прибывшей на фронт почтой). Большое распространение приобрели отдельные драматургические, режиссерские и актерские приемы из «Малыша», «Пилигрима» и, конечно же, из «Парижанки». Помимо приводившихся в свое время примеров упоминавшийся в другой связи «Брачный круг» Любича начинался с типично чаплиновского обыгрывания вещественных деталей: показ старого, разорванного носка мужа и полного ящика новых, аккуратно сложенных чулок жены был тем же ставшим после «Парижанки» канонизированным приемом передачи человеческих отношений через вещи. Даже Гриффит не избежал влияния искусства Чаплина. Но в то время как талант последнего раскрывался во все большем блеске, дарование идеологически неустойчивого «отца» американского кино, скатывавшегося на позиции сентиментального романтизма и шовинизма («Америка», 1924), начинало мельчать и чахнуть.

И все асе новаторское значение искусства Чаплина в Соединенных Штатах пытались упорно замалчивать или отрицать. Тенденциозное, несправедливое отношение к нему начало превращаться в своеобразную традицию американской прессы и критики. Непризнание «Парижанки» в Америке, где Чарльз Чаплин жил и работал, запрещение картины в ряде штатов из-за ее обличительного звучания не могли, естественно, не отразиться на дальнейших творческих планах художника, хотя его морально и материально поддерживал необыкновенный успех фильма в других странах. В интервью, данном в 1925 году корреспонденту «Моушн пикчер мэгэзин», он заявил в связи с этим, что «Парижанка» не имела успеха в Америке из-за настроений безысходности, из-за своей близости к подлинной жизни.

— Публика хотела бы, чтобы герой не кончал самоубийством, чтобы героиня возвращалась к нему и чтобы жизнь сулила им в будущем только счастье.

Заметив, что в Европе картина имела большой успех, Чаплин добавил:

— В России, например, мои фильмы находят лучший прием, чем, наверное, где бы то ни было еще; там не думают, что я лишь забавен… Меня считают художником подлинной жизни.

Полупровал «Парижанки» в Америке заставил все же Чаплина надолго отказаться от постановки драм. Вслед за ней он выпускает лирическую, беспредельно изящную и художественно завершенную комедию «Золотая лихорадка» (1925) и очень смешную, но не очень веселую комедию «Цирк» (1928).

Как указывал сам Чаплин, отправным моментом для «Золотой лихорадки» послужило действительное событие: золотоискатели в Аляске, у которых иссякли продукты, дошли до того, что стали есть кожу башмаков. У Чаплина— свое видение мира; трафаретный для американской литературы и кино драматический сюжет из «славного прошлого» он превратил в лирико-комический роман.

О герое «Золотой лихорадки» никак нельзя сказать, что он сошел со страниц Джека Лондона, Брета Гарта или Джеймса Кервуда. В еще меньшей степени он напоминает персонажей бесчисленных голливудских боевиков о золотоискателях. Для них всех деньги— «сказочный клад, священный Грааль, голубой цветок желаний» (Бела Балаш). Чаплиновская картина абсолютно свободна от какого бы то ни было прославления погони за деньгами, от откровенного или скрытого сочувствия людям, зараженным «золотой лихорадкой». Более того, она остроумно и тонко срывает покровы с романтики хищнического золотоискательства, вызывает ироническое отношение к нему. Тем самым картина содержит в себе элементы пародийности.

Это не означает, конечно, что чаплиновский фильм сам лишен романтических черт. Замечательный русский писатель-романтик Александр Грин писал о себе, что он «всегда видел облачный пейзаж над дрянью и мусором невысоких построек». Чаплина тоже в известном смысле можно назвать романтиком. Если и прежде, заставляя людей видеть за лохмотьями Чарли возвышенную человеческую душу, художник будоражил их сердца призывом к совершенствованию, то в «Золотой лихорадке» он явно поставил это своей непосредственной целью. И хотя действие в фильме перенесено с окраин современного капиталистического города на заснеженные просторы Аляски XIX века, именно традиционная чаплиновская тема — тема маленького человека — неожиданно получила здесь особенно волнующее развитие. При этом художник остался верен себе и в характере ее раскрытия. Испытания, которым подвергается Чарли, — голод, холод, всевозможные лишения — отступают на задний план перед столкновением героя с неизменными законами, устоями общества. Именно они превращают многих его собратьев в преступников, в фанатиков и жертв золотого тельца.

Воспевая красоту души простого человека, художник достиг здесь подлинного пафоса. Маленький Чарли выходит победителем из столкновений с окружающей жестокой средой; испытания выявляют скрытую силу его духа, незаметное мужество, неистребимую любовь к жизни. Он выходит победителем не потому, что благодаря случайности обретает богатство, — вся сюжетная линия, связанная с золотоискательством, как раз больше всего пародийна и даже гротескна. Его победа рассматривалась Чаплином прежде всего в моральном плане, она в каждой сцене, в каждом эпизоде, где гуманность торжествует над звериными законами буржуазного общества. Его победа находит свое выражение также в завоевании им любимой девушки, сердце которой сначала было отдано самоуверенному красавцу золотоискателю Джеку Камерону. Не случайно в финальных кадрах Чарли, ставший миллионером, облекается в старые, жалкие лохмотья и, уже в прежнем своем облике, находит счастье. Лирический мотив заглушает все другие и в немалой степени способствует созданию поэтического, несмотря на внешнюю комичность, образа героя фильма.

В комедии «Золотая лихорадка» Чаплин продолжил начатую в драме «Парижанка» углубленную разработку характеров. В интервью, опубликованном в «Моушн пикчер мэгэзин» вскоре после выпуска фильма на экран, он заявил, что в кино наметился теперь поворот к повествовательному жанру, к изучению характеров. Именно этот поворот, по его словам, придает особое значение «Золотой лихорадке», которая по содержанию представляет собой «всего-навсего простую историю о бедном маленьком «человечке», попавшем в Аляску и пытающемся в абсолютном одиночестве делать все, что в его силах».