Александр Кукаркин - Чарли Чаплин

В этой сцене Чаплин-актер искусно продолжил начатую еще в прежних фильмах игру на психологических контрастах. Когда Чарли думает, что совершает какой-либо необыкновенный поступок, он оказывается на деле в смешном положении. Когда же он действительно отважен и благороден, то даже не замечает этого, расценивает свое поведение как вполне естественное.

Чарли находит временный приют в домике одного местного жителя. Однажды Джорджия, играя с подругами в снежки, оказывается около нового жилья Чарли. Привлеченный шумом и смехом, он открывает дверь и получает прямо в глаз снежок, который предназначался Джорджии. Девушка просит у него прощения, но маленький человек и слышать ничего не хочет: он счастлив, что снежок попал в него, а не в его любимую. Чарли приглашает подруг зайти в комнату погреться. Джорджия случайно обнаруживает у него свою фотографию, спрятанную под подушкой. Неожиданная находка заставляет ее задуматься. Перед уходом девушек Чарли приглашает всех к себе в гости на новогодний ужин. Те, посмеиваясь, принимают приглашение, но, уйдя, тут же забывают о нем.

Оставшись один, Чарли от радости танцует, кувыркается, подбрасывает вверх подушки. В комнате воцаряется невообразимый хаос, в воздухе летают пух и перья, а сам Чарли сидит на полу, обсыпанный ими с ног до головы. В это мгновение в дверях появляется Джорджия — она возвратилась за забытыми перчатками. Представившееся зрелище озадачивает девушку, у Чарли же радость сменяется отчаянием: меньше всего он хотел уронить себя в глазах любимой.

В одной из своих статей Чаплин, говоря о специфике кинематографа и многообразии его выразительных возможностей, привел в качестве примера как раз этот эпизод: «В фильме «Золотая лихорадка» есть сцена, где я разрываю на клочки подушку и где белые перья танцуют на фоне темного экрана. Впечатление такого порядка не могло быть достигнуто в театре. И, кроме того, как могли бы слова усилить печаль этой сцены? Я нахожусь в отчаянии и пытаюсь при помощи неожиданного ускорения темпа фильма достигнуть интенсивного, яркого, образного воздействия на зрителей. Эти танцующие клочья являются ритмическим выражением отчаяния, чем-то вроде зрительной музыки». В этих словах Чаплина вновь подчеркивается основная задача, которую он ставил перед собой в «Золотой лихорадке»: поднять комедию по психологической глубине портретов до уровня драмы.

Чарли — оптимист по натуре, и он не отказывается от надежды добиться взаимности у красавицы Джорджии. Заработав немного денег расчисткой снега, он в новогоднюю ночь как можно наряднее украшает стол, готовит для приглашенных девушек подарки. Но часы идут, а никто не является. Усталый Чарли засыпает, сидя за столом около зажженных свечей. Во сне он видит всех своих гостей в сборе, мило веселящихся и тронутых заботливостью хозяина. Чарли занимает всех шутками и исполняет восхитительный танец булочек: насадив на две вилки по маленькому хлебцу, он виртуозно имитирует с их помощью эстрадный танец. Вилки с булочками кажутся стройными ножками танцовщицы, которые выписывают разнообразные плавные и темпераментные па; на лице же Чарли последовательно отражается сложная гамма мимики «танцовщицы»: здесь и кокетство, и притворная скромность, и меланхолическая грусть.

Танец булочек, ставший классическим образцом искусства пантомимы в немом кино, представляет собой поистине ни с чем не сравнимое зрелище. По совершенству техники движений и мимической игры — выразительных, как живое слово, и впечатляющих, как музыка, — он превосходит пантомимический рассказ Чаплина о Давиде и Голиафе из «Пилигрима».

Проснувшись и возвратившись от прекрасных сновидений к действительности, огорченный и обескураженный Чарли уходит в ночную мглу. Из бара несутся звуки музыки, песни, смех. Между тем Джорджия вспоминает о приглашении Чарли и отправляется к нему вместе с подругами и Джеком Камероном. В домике никого нет, но приготовления Чарли красноречиво говорят сами за себя. Джорджия тронута; грубые шутки и приставания Джека кажутся ей несносными, за назойливость он получает пощечину.

Вся компания идет обратно в бар. Вскоре там появляется и печальный Чарли. Джорджия посылает Джеку записку с просьбой простить ее и признается в любви к нему, но тот в отместку за пощечину насмехается над девушкой и отсылает записку вошедшему Чарли. Получив ее и простодушно приняв все на свой счет, возрожденный к жизни Чарли ищет Джорджию. В этот момент в бар входит Большой Джимми. При виде Чарли он проявляет бурную радость: ведь маленький человечек сможет провести его к хижине бандита Блэка Ларсена, а там уж ему будет легко найти потерянную золотоносную жилу. За помощь он обещает сделать Чарли миллионером. Но тот весь во власти своей любви, и ему не нужно никакого золота. Однако Большой Джимми силой уводит его с собой. Чарли успевает крикнуть ничего не понимающей Джорджии, что он любит ее, что он вернется к ней, когда разбогатеет.

И вот Чарли становится миллионером. Вместе с шикарно разодетым Джимми он отправляется на пароходе в большой мир, — видимо, по возвращении он уже не застал Джорджии в городке. История Чарли заинтересовывает вездесущих газетчиков, они просят его сфотографироваться, но не в новом костюме, а в старых лохмотьях.

Чарли переодевается, позирует перед фотоаппаратом, неожиданно оступается и скатывается по лестнице на нижнюю палубу — для пассажиров третьего класса. Здесь на своих вещах сидит грустная Джорджия, успевшая окончательно разочароваться в красавчике Джеке. Девушка удивлена и обрадована внезапным появлением Чарли, преданную любовь, скромность, внимательность, почтительную и восторженную нежность которого она смогла оценить. Пароходные служащие принимают появившегося столь внезапно маленького бродягу в отрепьях за безбилетного пассажира. Девушка думает о нем то же самое и поспешно достает из сумочки деньги, чтобы заплатить за его проезд. Глаза Чарли светятся счастьем. Подоспевшие корреспонденты объясняют служащим недоразумение. Джорджия растеряна и смущена, тем более что Чарли представляет ее всем как свою невесту.

Счастливый конец фильма вполне может быть расценен как пародия. Но если «Золотая лихорадка» и была создана с пародийным намерением, то воспринимается она в целом иначе — просто как восхитительная лирическая комедия. Пародийное начало далеко не всегда (особенно по истечении некоторого времени) доходит до зрителя; оно остается тогда только в своей скрытой функции «первого толчка» для художника, непосредственной причиной, которая побудила его создать данное произведение.