Юрий чурбанов - Мой тесть Леонид Брежнев

Убежать из зоны невозможно, да и что это даст? Каждая колония охраняется внутренними войсками. Эти ребята стреляют без промаха. Насколько я знаю, из нашей колонии только однажды, еще в 60-х годах, была сделана попытка побега и закончилась она смертельным исходом.

Трудно очень. Первое время я просто не высыпался. Стоишь весь день у станка и… клепаешь, клепаешь эти… креманки, быстро накатывается усталость, причем больше всего — зрительная, это повторяется изо дня в день, изо дня в день… После ваз болели руки, плохо работали кисти, был тяжелый, рваный сон, да и сны, прямо скажем, были… всякие. Гдлян с Ивановым, и Миртов с Каракозовым будут мне, наверное, всю жизнь сниться. И еще — Сорока, тот самый заместитель Генерального прокурора, который давал санкцию на мой арест…

В месяц я зарабатываю где-то около 100 рублей. По нынешнем временам, конечно, не деньги, но ведь на территории колонии нет Центрального рынка, так что и тратить их особенно не на что. От этой суммы с зэков сразу высчитывают ровно половину, то есть по 50 рублей — за что — так никто не знает. Так же никто не знает, куда и на что идут эти деньги. Согласно существующему предписанию, осужденных кормят завтраком, обедом и ужином на 22 рубля в месяц. Сумма говорит сама за себя, но ничего, зэки с голода не умирают пока что. Разумеется, эти деньги тоже высчитывают из заработной платы. Кроме того, деньги высчитываются за одежду, которую ты получаешь со склада, — в общем, на руках остаются совсем крохи. Что же касается лагерного магазина, то осужденный имеет право потратить на него лишь 15–16 рублей в месяц, не больше. Не знаю почему, но те деньги, которые заключенный получает из дома, он не имеет право тратить на продукты питания. Тюрьма все-таки!

В лагерном магазине можно купить только то, что там есть: ассортимент продуктов невелик, и он определен существующим служебным циркуляром. Это — хлебобулочные изделия, повидло, если оно есть, в прежние времена (до табачного кризиса) — папиросы и сигареты. Табачный кризис чувствуется в колонии так же, как и по всей стране. Существует норма: десять пачек папирос, сигарет или махорки в месяц. Что там говорить, конечно, это очень мало. И талоны на сахар, как это делают жители Москвы, на сигареты здесь не обменяешь! Можно, конечно, один или два раза «стрельнуть», но потом ты уже становишься «должником». Если кто-то из осужденных угостит тебя сигаретой, то потом эту сигарету придется вернуть, таков лагерный закон. Кроме того, в магазине можно приобрести товары первой необходимости: хлопчатобумажные носки, мочалку и мыло.

Каждый отряд имеет телевизор, в некоторых — даже цветные. В нашем — обычный, черно-белый. Время просмотра телепередач — с того момента, когда ты вместе с отрядом возвращаешься с работы и до программы «Время» включительно. В 21.30 у нас общее построение, проверка наличия осужденных, в 22.00 отбой.

Главное и единственное желание заключенного — выспаться. Каждый зэк с нетерпением ждет воскресенья. Это — единственный день, когда можно чуть-чуть отдохнуть, сходить — опять-таки всем отрядом — в кино и хоть как-то привести себя в порядок, постирать. Осужденные сами ремонтируют свою одежду и стирают арестантские робы. Постельное белье сдается в лагерную прачечную, но качество стирки оставляет желать лучшего. Многие стирают свои простынки и наволочки сами. Но если постирать белье утром, то к вечеру оно не всегда успевает высохнуть, вот ты и сушишь его в постели собственным телом…

Если среди молодых осужденных есть люди, не имеющие среднего или среднего специального образования, они должны учиться. В стране действует закон о всеобщем среднем образовании, и его никто не отменял. На территории колонии построены школа и профтехучилище, но так — я буду постоянно подчеркивать — не только у нас; такие учебные заведения существуют практически во всех местах лишения свободы. Существует положение об исправительно-трудовых учреждениях, в котором все это предусмотрено. И после работы зэки идут за парту. Школа — самая обычная, с педагогами и завучем, есть все классы, разве только не с первого (где-то, наверное, с восьмого); там ребята получают аттестат зрелости, и в этом документе нет пометки, что он выдан в колонии усиленного режима. И профтехучилище — это самое обычное ПТУ, когда-то и я тоже кончал такое — здесь можно получить специальности слесаря, крановщика, сварщика… Все это необходимые специальности как для самой колонии, так и — когда человек освобождается из зоны — для народного хозяйства страны. Учителями работают вольнонаемные специалисты, и офицеров, разумеется, среди них нет, это не академия. Сужу по отзывам осужденных: им нравится посещать и школу, и профтехучилище.

Во всех зонах заключенным настойчиво рекомендуется выписывать и читать газеты. Опять-таки скажу: именно во всех зонах, не только в нашей, 13-й. Почему-то журналистам, которые являются сюда довольно часто, все время кажется, что у «ментов» есть какие-то поблажки. Если этот заезжий журналист видит в ларьке кусок рыбы, то ему кажется, что этот кусок осетрины или севрюги, и все это почему-то сравнивается с нищими московскими прилавками. А при чем тут Москва? Не надо сравнивать. И если в нашем ларьке появился маргарин, а где-то его нет, так завтра, будьте спокойны, его не будет и у нас. А если он и будет, так что из этого; у человека нет свободы, этот человек проводит у станка по восемь часов в день и трудится не разгибаясь — разве он не имеет право на пачку маргарина? Осужденные расценивают такие статьи как неумные попытки поссорить читателей с заключенными, внушить им, что у нас, в 13-й, по-прежнему сохраняется некая «тюремная номенклатура». И тем не менее осужденные — у нас особенно — не мыслят своего существования без журналов и газет. Если у тебя после всех вычетов остались заработанные на производстве деньги, то тебе никто не запрещает выписать на год или на полгода ту газету, которой ты особенно симпатизируешь.

«Правду» я читаю в обязательном порядке. Журналы не выписываю, да и сейчас, с учетом резкого подорожания, их уже, наверное, просто невозможно выписать. Сейчас зэки решили скидываться и выписывать один журнал на три-четыре человека, во всяком случае, я все время слышу такие разговоры. А иначе — не получается, это просто не по карману. Те деньги, которые присылаются из дома, не идут (как я уже говорил) на получение продуктов; они могут быть использованы — и то лишь с разрешения начальника колонии — только на приобретение каких-то товаров или, скажем, на зубного врача. В колонии раз в неделю работает какой-то зубоврачебный кооператив — все-таки зубы изнашиваются так же как и сам человек. К услугам стоматолога я пока что не обращался, но думаю, что это время уже не за горами. А так, скажу еще раз, народ здесь читающий, причем — болтливо читающий. Зэки живо обсуждают все услышанное, прочитанное и с еще большим удовольствием это услышанное и прочитанное перевирают. Все-таки психология людей, оказавшихся в колонии, трансформируется очень сильно. Из маленького слушка быстро рождаются слухи. Они, как снежный ком, обрастают новыми подробностями — и понеслось! Поболтать в зоне — так это хлебом не корми… Так что для осужденного журналы и газеты — это еще и повод для общения между собой.