Михаил Беленький - Менделеев

Предтеча спиритизма, магнетизм (точнее, одна из его разновидностей — магнетический сомнамбулизм) проник в Россию еще во времена Екатерины П. Серьезные исследователи, например, академик А. А. Панченко, считают, что генетически спиритизм представляет собой драматизацию и ритуализацию нескольких фольклорных мотивов, широко распространенных в Западной Европы и США: «Шумящий дух» ( poltergeist ), «Дом с привидениями» и «Беспокойная могила», — и что его развитие также непосредственно обусловлено медицинскими теориями начала XIX века, прежде всего «магнетической» терапией Франца Месмера и его последователей. Спиритизм-месмеризм оказался не только притягательной темой для бесед в аристократических салонах — в него искренне верили декабрист Ф. Н. Глинка и лексикограф В. И. Даль, о нем в своих произведениях писали А. Погорельский, Н. И. Греч, В. Ф. Одоевский и даже А. С. Пушкин. Очень любопытным представляется тот факт, что в начале 1850-х годов XIX века многие люди жаждали поговорить с духом Александра Сергеевича. В доме П. В. Нащокина, московского друга Пушкина, регулярно собирался спиритический кружок, устраивали сеансы столоверчения и стремились проникнуть в загробную тайну ушедшего гения. Поэт, художник и историк Н. В. Берг предавал рассказ самого хозяина: «У меня собиралось (говорил мне Нащокин) большое общество чуть не всякий день… Мы беседовали с духами посредством столиков и тарелок, с укрепленными в них карандашами. <���…> На вопрос: «Кто пишет?» было обыкновенно отвечаемо: «Дух такого-то» — большею частию наших умерших знакомых, известных в обществе. Довольно часто писали Пушкин, Брюллов и другие близкие мне литераторы и артисты». Согласно Нащокину, во время этих сеансов были исписаны «горы бумаги». Однако после таинственного случая, произошедшего на Страстной неделе 1854 года и очень похожего на завязку романтической новеллы (дух Пушкина обещает явиться на следующем сеансе, не выполняет обещания, но той же ночью сталкивается с Нащокиным на улице в обличье «мужичка в нагольном полушубке»), Нащокин решил «сжечь всё написанное духами и прекратить дальнейшие греховодные сборища». «Нащокин уверял меня, что сделал это честно: не оставил ни единого листка. Сжег даже стихи, написанные духом Пушкина, и рисунок италианского бандита на скале, набросанный духом Брюллова… Потом служили в доме молебен. «Когда я просил Брюллова начертить мне портрет Сатаны (добавил Нащокин в заключение рассказа), явились на бумаге слова: 'велик, велик, велик' — крупно, во весь лист. И точно, батюшка, велик!.. Я бедный, очень бедный человек, но я не возьму греха на душу с ними знаться, ничего мне от них не нужно!»». [37]

Главной интригой сложившейся в 1875 году ситуации было то, что в центре ее стоял не какой-то изнеженный и пресыщенный аристократ, а славный петербургский ученый, профессор-химик Александр Михайлович Бутлеров. Он стал адептом спиритизма вскоре после переезда из Казани. Большую роль в приобщении могучего естественника к миру медиумических явлений сыграл его друг, двоюродный брат его жены Александр Николаевич Аксаков, племянник известного писателя. Аксаков был богатым, хорошо образованным человеком и убежденным сторонником Месмера. Он даже издавал в Лейпциге на свои деньги журнал «Psychische Studien», посвященный пропаганде его учения. Видимо, Аксаков познакомил Бутлерова с какими-то на редкость удачными (или ловкими) медиумическими опытами, потому что ученый, какое-то время отказывавшийся верить в то, что отрицалось здравым рассудком, в конце концов сдался, поскольку «с фактами не спорят». Судьба распорядилась таким образом, что среди его родственников (опять же со стороны жены) оказался самый настоящий «практикующий» спирит — англичанин Дуглас В. Юм. Этот человек не раз посещал Петербург и по нескольку месяцев жил в казенной квартире Бутлерова. Юм читал лекции о спиритизме в частных домах русской столицы, а для своих родственников устраивал столь поразительные сеансы, что Александр Михайлович отбросил последние сомнения в реальности спиритизма. Более того, благодаря своему положению в научном мире Бутлеров становится лидером петербургских сторонников спиритизма. Он представляет Юма в университете небольшой комиссии во главе с П. Л. Чебышевым. Англичанин провел перед русскими профессорами два сеанса, оба совершенно неудачные. Но Бутлеров продолжал пропагандировать открывшееся ему тайное знание. Он приглашал в Петербург всё новых медиумов и пытался показать их коллегам. Они, в большинстве, присутствовать отказывались — кто вежливо, а кто (например, учитель Бутлерова Н. Н. Зинин) чуть ли не враждебно. Те же, кто не мог отказаться, честно называли увиденные опыты неубедительными. Единственным профессором, который не устоял перед Бутлеровым, Аксаковым и их медиумами, оказался зоолог и писатель, автор «Сказок Кота-Мурлыки» Н, П. Вагнер, тоже приехавший из Казани и поселившийся одновременно с Юмом на квартире у Александра Михайловича. Его-то, в целом безобидный, поступок и привел к тому, что в тихий круг спиритов ворвался разъяренный Дмитрий Иванович Менделеев.

В конце 1874 года в Петербург приехал, как писали газеты, «очень сильный медиум» француз Бредиф. На его сеансах, при соблюдении всех мер против возможного обмана, происходили совершенные чудеса материализации: из тьмы являлась рука и даже целая человеческая фигура. Правда, несколько раз материализация не удавалась. Например, в том случае, когда на одном из частных вечеров юркий лаборант физического кабинета (и будущий ректор Санкт-Петербургского университета) И. И. Боргман с помощью гальванической цепи лишил руку медиума всякой возможности движения без того, чтобы о том не оповестили звонок и стрелка гальванометра. Как только способ «закрепления» спирита был «упрощен», опыт тотчас же состоялся. Правда, неугомонный Боргман после сеанса закрепил сам себя по «упрощенному» методу и продемонстрировал, как легко он может высвободить руку и производить ею всякие действия. Но это ничуть не убавило славы французского мага. Бутлеров с Аксаковым, естественно, не раз принимали Бредифа в квартире в доме 17 по 8-й линии Васильевского острова. На домашних сеансах приезжей знаменитости присутствовал и Вагнер. То, что он увидел, поразило его настолько, что руки сами собой потянулись к перу и бумаге. Вскоре его впечатления от чудес, показанных Юмом и Бредифом, были опубликованы в журнале «Вестник Европы». Вагнер взволнованно писал о том, как из-за занавески явилась рука некой покойной китаянки Жеке, которую участники сеанса не только видели, но и трогали и даже пожимали. Рука, в свою очередь, схватывала их руки, стремясь утащить зрителей внутрь темного помещения. Сам Вагнер сжимал ее пальцы, ощупывал на них ногти. Особенно впечатлило его, как эта рука пыталась стащить кольцо с пальца Николая Петровича и ощутимо зацепила его ногтем. Статья буквально всколыхнула образованную публику, ведь ее написал серьезный человек, уважаемый профессор университета. В редакцию посыпались письма с просьбой допустить на сеансы Бредифа, а также с требованием их разоблачить. Общественность взволновалась. Интерес к спиритизму рос как на дрожжах.