Пу И - Последний император

Как-то, когда мне было лет пятнадцать, Джонстон рассказал о назначении телефона. Я заинтересовался и, услышав затем от Пу Цзе, что телефон появился в северной резиденции Бэйфу (в то время там жил мой отец), приказал Департаменту двора установить один аппарат во дворце Янсиньдянь. Начальник Департамента двора Шао Ин изменился в лице, выслушав мой приказ, однако в моем присутствии он никогда не возражал. Сказав лишь: "Слушаюсь", Шао Ин ушел. Однако на следующий день все наставники в один голос стали меня уговаривать:

— Такого никогда не было в законах предков. Если поставить телефон, любой человек сможет разговаривать с вашим величеством. Предки никогда так не поступали… Всеми этими заморскими штучками они никогда не пользовались…

У меня же были свои доводы:

— А часы с боем, пианино, электрический свет тоже ведь заморские штучки, которых нет в законах предков, а вот мои предки ими пользовались.

— Если посторонние захотят звонить по телефону когда вздумается, это будет оскорблением вашей божественной личности! Ведь это умалит императорское достоинство.

Возможно, что даже мои наставники не понимали тогда, с какой целью в Департаменте двора так настойчиво просили их уговорить меня. Департамент двора больше всего страшило не оскорбление "божественной личности", а возможность установить по телефону многочисленные связи с внешним миром. Что там происходит, я узнавал от любившего поговорить Джонстона и особенно из двадцати с лишним газет, которые я получал. В пекинских газетах почти каждый месяц появлялись заявления Департамента цинского двора с опровержением различных сплетен. То опровергались связи цинского двора с властями какой-нибудь провинции или важной персоной, то отрицалось, что цинский двор недавно снова заложил или продал какие-либо старинные вещи. Из десяти опровергаемых слухов девять имели место в действительности, и по крайней мере о половине из них они не хотели, чтобы я знал. С появлением Джонстона и газет они и так сбились с ног. Телефон же мог стать третьим мостом между мною и внешним миром, поэтому против него столь бурно и возражали. Видя, что им меня не уговорить, наставники обратились к моему отцу.

Мой отец к этому времени уже окончательно стал сторонником поддержания существовавшего положения. Жить бы мне тихо и спокойно в Запретном городе, а ему ежегодно получать свои обычные 42 480 лянов серебра, и он был бы доволен. Поэтому он так легко поддался нажиму Департамента двора. Однако отец вовсе не обладал тем искусством убеждения, на которое так надеялись в Департаменте. Повторяя слова наставников, он не мог какими-либо новыми доводами убедить меня, и я одной фразой поставил его в тупик:

— Ведь в резиденции вашего высочества давно уже установлен телефон!

— Это… это… но… Но это не одно и то же, что у вашего величества. Лучше об этом поговорить дня… дня через два.

Я вспомнил, что косу он перестал носить раньше меня, телефон установил раньше, не разрешил мне купить автомобиль, а сам купил, и в душе был очень доволен.

— Как это, император не одно и то же? Что, у меня даже и такой свободы нет?! Не согласен! Установить, и все! — Я обернулся к евнуху: — Передать Департаменту двора — чтоб сегодня же был телефон!

— Хорошо, хорошо, — закивал отец, — хорошо, хорошо, установить…

Вместе с телефоном прислали телефонную книгу. Листая ее, я решил поразвлечься. Наткнувшись на фамилию известного певца Пекинской оперы Ян Сяолоу, я снял трубку и назвал номер. Когда мне ответили, я, подражая интонациям актеров Пекинской оперы, продекламировал:

— На сцену вышел Ян Сяолоу?

В трубке я услышал смех и вопрос:

— А кто вы? Ха-ха!..

Не дождавшись конца фразы, я повесил трубку. Тут же я сыграл такую же шутку с известным клоуном Сюй Гоуцза. Потом позвонил в ресторан "Дунсинлоу" и велел привезти роскошный ужин по ложному адресу. Позабавившись так некоторое время, я вдруг вспомнил о докторе Ху Ши, о котором только что упоминал Джонстон. Мне захотелось послушать, каким голосом разговаривает этот автор "Пикника на берегу реки", и я назвал его номер. Так получилось, что подошел к телефону он сам. Я спросил:

— Вы доктор Ху Ши? Прекрасно. Угадайте, кто я?

— Кто вы? Что-то я не могу узнать…

— Ха-ха! Можете не отгадывать. Я скажу. Я — Сюаньтун!

— Сюаньтун?.. Это ваше величество?

— Верно. Я император. Теперь я услышал ваш голос, но я еще не знаю, как вы выглядите. Будет свободное время — заходите во дворец, чтобы я имел возможность посмотреть на вас.

Эта случайная шутка действительно привела его во дворец. Джонстон рассказывал мне, что Ху Ши специально навестил его, чтобы убедиться в подлинности телефонного звонка, ибо он не смел и надеяться, что "его величество" позвонит ему по телефону. Он тут же узнал у Джонстона процедуру посещения дворца, понял, что я не заставлю его отбивать земные поклоны и что характер у меня неплохой.

Наша встреча, происшедшая по воле прихоти, длилась всего около двадцати минут. Я спросил его о назначении байхуа и о том, где он бывал за границей и т. д. Когда Ху Ши ушел, я просто перестал думать о нем. Меня мало беспокоило, как восприняли эту личную встречу с "новым человеком" князья и особенно наставники, которые теперь стали чувствовать себя со мной все более неспокойно, а мне они становились еще более неприятными. К этому времени я уже несколько раз бывал за пределами Запретного города. Началось с того, что я выразил желание лично совершить обряд жертвоприношений на могиле моей матери. Преодолев неимоверное сопротивление, я добился этой частички свободы, но она лишь разожгла аппетит. Мне стали противны эти трусливые, придурковатые чиновники, и летом 1922 года моя решимость уехать за границу возросла. Мои разногласия с князьями достигли продела, когда я официально высказал идею поехать на учебу в Англию. Это было не то, что установка телефона. Князья не уступали ни на йоту. В конце концов даже больше всех сочувствующий мне дядюшка Цзай Тао разрешил мне только приготовить дом в Тяньцзине на территории английской концессии, где я мог бы, укрыться в случае крайней необходимости. Не имея возможности выходить открыто из Запретного города, я стал просить помощи у Джонстона. Как я уже писал выше, последний был против моей поездки за границу, считая, что время для нее недостаточно подходящее. Поэтому, набравшись терпения, я стал выжидать удобного момента и одновременно готовился к побегу. У меня появился верный друг, искренне желавший помочь мне, — мой младший брат Пу Цзе.

В то время я и Пу Цзе действительно были настоящими, близкими друг другу братьями. Наши настроения и помыслы были еще более схожи, чем наша внешность. Пу Цзе тоже всей душой стремился вырваться из своего семейного круга и найти свой путь. Все мечты и надежды он связывал с заграницей. Его и мое окружение мало чем отличались одно от другого.