Пу И - Последний император

В 1931 году Вэнь Сю неожиданно потребовала развод и получила его. Старые цинские придворные не забыли мне напомнить издать высочайший указ, в соответствии с которым она из ранга наложницы понижалась до звания простого человека. Естественно, я так и сделал.

Развод с Вэнь Сю напомнил мне о наших ненормальных отношениях в семье. И дело здесь было не столько во взаимных чувствах, сколько в ужасной пустоте нашей жизни. Даже если бы у меня была одна жена, она бы не нашла в такой жизни удовлетворения, так как единственное, к чему я проявлял интерес, была реставрация, и только реставрация. Откровенно говоря, я не понимал, что такое любовь, и если в других семьях муж и жена были равны, то в моей жена и наложница являлись рабынями своего хозяина.

Привожу коротенькое сочинение, которое написала Вэнь Сю во дворце; в какой-то степени оно отражает ее настроения в то время:

"Все залито весенним светом, вокруг цветущий сад. Попала я случайно в этот сад, брожу, гуляю, и все здесь радует мой глаз, волнует грудь — ведь здесь так хорошо. Прислонилась к дереву я, чтобы немного отдохнуть, вдруг услыхала крик жалобный оленя, попавшего в неволю. Взглянула я туда: его уж смерть подстерегает, как жалок вид его! И я, как тот олень, попала в императорский дворец. Меня здесь окружили почестями и дарами, и жизни здесь моей ничто не угрожает. И это может счастьем называться. Но зверя дикого ты не приучишь к дому. Как и в саду олень уж не увидит больше волю, так узник не покинет свод темницы, пока не милует его указ великодушный".

Вэнь Сю с детства воспитывалась в духе старых феодальных традиций. Не достигнув четырнадцати лет, она начала жизнь дворцовой наложницы и глубоко осознавала свой долг служения господину и мужу. И то, что она решилась потребовать развод, говорило о ее большой смелости. Вэнь Сю преодолела множество трудностей и добилась своего. После развода на ее долю выпало немало невзгод. Поговаривали, что потребовать развод ее настроили члены семьи, стремясь получить солидную сумму на свое существование. В семье же Вэнь Сю морально угнетали еще больше. Говорят, что от 50 тысяч юаней, которые она получила, после уплаты за услуги юристов и посредников, а также после того, что взяли члены семьи, у нее мало что осталось. Однако моральный ущерб ей был нанесен большой. Ее старший брат в тяньцзиньской газете "Шан бао" опубликовал открытое письмо, в котором обвинял ее в неблагодарности цинскому дому. Он писал: "…Наша семья уже 200 лет пользуется щедрыми милостями императоров Цинской династии. Наши предки в течение четырех поколений были самыми высокопоставленными сановниками. Император никогда не обращался с тобой жестоко, но даже если бы это было так, ты должна была терпеливо сносить все, вплоть до смерти… Став супругой императора, ты одеваешься в парчу и шелка, питаешься изысканными кушаньями, окружена слугами и служанками, жалованье которым выплачивается из дворцовой кассы, оттуда же оплачиваются все твои покупки и траты; кроме того, ты ежемесячно получаешь 200 юаней на личные расходы.

Чего же тебе еще не хватает? Возможно, императрица несколько строга к тебе, но ты являешься младшей женой императора. Такова уж твоя судьба, и ты не должна роптать…"

Это письмо было встречено с похвалой цинскими ветеранами-сановниками. Подробных сведений о дальнейшей жизни Вэнь Сю я не имею, слышал только, что она работала учительницей в одной из начальных школ Тяньцзиня. Умерла она в 1950 году, так и не выйдя больше замуж.

С первого взгляда может показаться, что главная императрица выжила Вэнь Сю. Отчасти это так и было, но каково в это время было настроение главной императрицы Вэнь Жун, можно в какой-то степени понять по предсказанию, сделанному ей во время гадания:

"Я, божественный дух, говорю Вэнь Жун: пусть следует моим советам. Император всей душой привязан к Вэнь Жун, и в сердце у него нет других намерений. Вэнь Жун не должна сомневаться. Я, божественный дух, охраняю императора. У Вэнь Жун будет потомство, императора ждет большое будущее. Вэнь Жун, слушай мои слова — слова священного божества. Я забочусь о твоем здоровье, император не питает никаких чувств к Вэнь Сю. Ты можешь быть спокойна".

Подобного рода прорицания, гадания, астрология, физиогномика и тому подобное были самым обычным явлением в обществе того времени, а в "саду Чжана" тем более без них не обходилось ни дня.

В Тихом саду, где я впоследствии поселился, была отведена специальная комната для гаданий.

Можно смело сказать, что в то время гадания и предсказания о том, что в таком-то году я вступлю в счастливую полосу, что такой-то год будет годом моей славы и т. п., придавали мне такую же силу и энергию, как и советы моего наставника и самых близких придворных.

В июле 1929 года из "сада Чжана" я переехал в Тихий сад, расположенный в переулке Сечан. Этот дом принадлежал Лу Цзунъюю, политикану аньфуской группировки, и раньше назывался иначе. Я дал ему название Цзинюань (Тихий сад), так как в этом был свой особый смысл.

После Северного похода влияние Гоминьдана распространилось и на Север Китая. Связанные со мной милитаристы один за другим сходили со сцены. Три северо-восточные провинции, на которые я возлагал надежды, капитулировали. В моей резиденции царили уныние и разочарование. Часть цинских ветеранов и прихлебателей всех мастей разбежалась. Рядом со мной, кроме Чжэнь Сяосюя, Ло Чжэньюя и некоторых других, уже почти не оставалось тех, кто бы говорил еще о реставрации. Даже такие, как Чэнь Баошэнь, когда-то часто повторявшие, что "все возвратится к прежнему", теперь уже больше не вспоминали об этом. Их волновал единственный вопрос: как будет относиться новая власть ко мне — последнему императору? Сам я тоже погрузился в печальные размышления, но ненадолго. Не успели снять пятицветный республиканский флаг, как люди снова принялись истреблять друг друга, теперь уже под новым — гоминьдановским — знаменем. Сегодня А и Б объединились против В, а завтра Б и В шли войной на А; все оставалось как прежде. "Единство", достигнутое Чан Кайши, было весьма призрачным, а его власть вопреки ожиданиям оказалась не такой уж прочной. Потерявшие было всякую надежду на возврат к старому люди из моей резиденции вновь предались мечтам о будущем "единстве". Постепенно возродились прежние иллюзии. Всем казалось, что без меня великие дела не могут совершиться. Цинские ветераны и прихлебатели всех мастей снова стали этому вторить, и даже японские советники, каждую неделю докладывавшие мне о политической обстановке, придерживались той же точки зрения. Я назвал свое новое местожительство Тихим садом не потому, что мне хотелось тишины и покоя. Отсюда я мог тихо и спокойно наблюдать за происходящим и выжидать.