Бернард Монтгомери - Мемуары фельдмаршала

Чем больше я изучал предложенный 21-й группе армий тактический план, основанный на плане Моргана, тем больше он мне не нравился. Фронт штурма был слишком узким; для контроля всего фронта использовался только один штаб корпуса, и район высадки вскоре оказался бы чрезмерно заполненным войсками.

Не планировалось высадки на восточном побережье полуострова Шербур, хотя быстрый захват порта Шербур для нас был очень важен. Мой подход к данной проблеме основывался на уроках, усвоенных в суровой школе боевых действий, из которых на первом плане для меня всегда были следующие.

Первый — важно соотносить то, что стратегически желательно, с тактическими возможностями находящихся в твоем распоряжении войск.

Второй — для этой цели необходимо до нанесения первого удара решить, как будет развиваться операция. Между одним и другим должна существовать прямая связь.

Третий — если фланги и тыл в безопасности, положение для ведения боевых действий хорошее.

Четвертый — в планировании операций очень важна простота. Как только вкрадываются сложности, успех оказывается под угрозой. [235]

Не существовало ясного представления, как будут развиваться операции после высадки на нормандское побережье. Мы собирались открыть новый театр военных действий в Европе. Перед нами стояла громадная проблема ведения наступательных сухопутных операций в Западной Европе с конечной целью сокрушить вооруженные силы противника и оккупировать Германию.

Поэтому прежде всего требовалось решить, как будут разворачиваться операции на суше, а затем вернуться к тому, как обеспечить высадку наилучшим для этого способом. Мы, казалось, поступали наоборот. Насколько нам было известно, в то время (январь 1944 года) во Франции находилось более пятидесяти немецких дивизий, некоторые из них, видимо шесть, были бронетанковыми. Билл Уильямс рассчитывал, что к вечеру дня высадки нам придется вести тяжелый бой против шести немецких дивизий. Рисковать было нельзя: если мы потерпим неудачу в Нормандии, война может затянуться на годы.

Нам требовалось молниеносно высадиться и захватить хороший плацдарм до того, как противник успеет подтянуть достаточные резервы, чтобы выбить нас. Мы должны будем быстро занимать пространство и закрепляться подальше от побережья. В это время авиация должна царить в воздухе и затруднять противнику переброску резервов по железной дороге и шоссе к занятому нами плацдарму.

Для первого удара нам требовалось по меньшей мере пять дивизий с дополнительными воздушно-десантными дивизиями, высаженными на флангах, чтобы обезопасить нас от флангового противодействия во время быстрого продвижения в глубь материка. Нам потребуется наращивать силы и иметь на берегу примерно восемь дивизий к вечеру дня высадки и двенадцать к вечеру следующего дня (включая воздушно-десантные). Мы должны будем поставить себе целью иметь на побережье к концу первой недели восемнадцать дивизий.

Все это будет громадным предприятием, и потребуется доставить дополнительные десантно-высадочные средства со средиземноморского театра; к тому же понадобятся транспортные самолеты для трех воздушно-десантных дивизий.

Эйзенхауэр назначил меня своим представителем, и я провел много совещаний с командующими флотом, авиацией и их штабами. [236] Во всей своей работе мы были убеждены, что надо прилагать все силы, чтобы «Оверлорд» привел к перелому в ходе войны в Европе. Все препятствия требовалось преодолевать, все неудобства переносить, все первоочередные запросы удовлетворять, идти на любой риск, чтобы наш удар оказался решающим. Позволить себе оплошать мы не могли.

Мы составили переработанный план, и сразу же стало ясно, что успех будет зависеть от того, можно ли будет свести операцию «Наковальня» к отвлекающему маневру и высвободившиеся таким образом десантно-высадочные средства использовать в «Оверлорде». Операция «Наковальня» предполагала высадку на юге Франции восточнее Тулона. Союзные войска, американские и французские, должны были прибыть с итальянского театра. Это был замысел американцев, и, насколько мне известно, он не нравился никому из британских политических и военных властей. Американцы считали, что «Оверлорд» и «Наковальню» нужно рассматривать как единое целое, что «Наковальня» будет сдерживать силы противника на юге Франции и таким образом способстовать «Оверлорду». Французам он нравился, так как де Голль хотел, чтобы французскую землю освобождала французская армия под командованием француза. Сталину нравился тоже, думаю, потому, что это замедлило бы продвижение Александера на итальянском фронте и позволило бы русским достичь Вены раньше западных союзников.

Мне этот замысел не нравился, Черчиллю тоже.

Споры по поводу «Наковальни» тянулись до середины августа; продолжались они, даже когда мы завершали разгром немцев, оказавшихся в Фалезском котле.

По неизвестной мне причине эту операцию тогда переименовали в «Драгун».

Лично я с самого начала был против «Наковальни» и стоял за ее полную отмену по двум важным причинам. Во-первых, нам требовались десантно-высадочные средства для «Оверлорда»; во-вторых, она ослабляла итальянский фронт в то время, когда продвижение давало нам хорошую возможность достичь Вены раньше русских. (То, что это не удалось, имело далекоидущие последствия в «холодной войне», начавшейся в конце 1945 года.) [237]

В конце концов мы получили десантно-высадочные средства, необходимые для «Оверлорда», перенеся день высадки в Нормандии с 1 мая на начало июня и отложив «Наковальню» до августа. Но операция «Наковальня» (или «Драгун») началась 15 августа и, на мой взгляд, явилась одной из серьезных стратегических ошибок в той войне. Эйзенхауэр ожесточенно спорил о ней с премьер-министром в конце июля — начале августа. Он думал, что ему поможет в этом споре, если я скажу, что согласен с ним, и «Наковальню» нужно начинать, как планировалось, в августе.

К тому времени я готов был согласиться, так как было уже начало августа, все войска были собраны и подготовлены к отправке, остановить эту операцию и произвести полезную высадку где-то в другом месте было явно невозможно. Она чрезмерно расширяла фронт; замедляла продвижение на юг и таким образом привела к еще одной стратегической ошибке, когда мы приближались к границе Германии. Сейчас я жалею — как часто жалел и раньше, — что неохотно дал согласие в тот день в начале августа. Но я хотел пойти навстречу Айку; я перечил ему в других делах и предвидел, что «другие дела» еще будут.

Эйзенхауэр одобрил исправленный план «Оверлорда» на совещании в Лондоне 21 января. Потом этот план постоянно совершенствовался, постепенно все детали уточнялись и занимали свое место в грандиозном общем замысле. Работа была очень трудной, и штабные офицеры выбивались из сил. Я тогда думал, что мой опытный штаб под руководством де Гингана играет главную роль в обеспечении того, чтобы возникающие проблемы решались практичным, реалистическим образом. Сомневаюсь, что в то время где-нибудь существовала лучшая, более опытная планирующая команда, чем де Гинган, Грехем, Белчем и Уильямс. На вошедшего в нее Герберта (ныне генерал-лейтенант сэр Отуэй Герберт) можно было всецело полагаться (он уже получил орден «За боевые заслуги» и был неутомимым тружеником). Циркулировало огромное количество бумаг, каждая с грифом «Секретно» или «Совершенно секретно». Хьюз, наш главный священник, спрашивал, помечать ли ему свои документы «Священно» и «Совершенно священно»! [238]