Давид Карапетян - Владимир Высоцкий. Воспоминания

На следующий день мы поехали к морю. Долго сидели в каком-то кафе на самом берегу Финского залива. Володя благодушествовал: морской воздух, корабельные сосны, «пепельно-палевые дюны», красивые странные девушки... А ведь в первый день чувствовалось, что он не очень доволен их приездом. Мне же их поступок понравился: решили и поехали, даже не зная, найдут ли нас. Кажется, перед самой поездкой к морю произошла неловкая сцена, оставившая у меня на душе неприятный осадок. Когда мы находились ещё в номере, Володя вдруг раздражённо спросил: «А у вас деньги есть?» — мы-то рассчитывали на поездку вдвоём, и Володя решил, что девушки приехали пустые. Деньги же были только у инициаторши экспромта Гали; у бедной Ани, как всегда, не было ни гроша.

— Конечно, есть, — ответила Галя и небрежным жестом вытряхнула из сумки всё её содержимое. Володя тут же принялся деловито, как-то «по-скобарски» пересчитывать купюры, которых с лихвой хватало и на обратные билеты, и на проживание в гостинице. Только тогда Володя успокоился и даже повеселел. Я же сидел с опущенными глазами — впервые мне было за него неудобно. Что же, из песни слова не выкинешь. Разве не к самому себе обращены эти строки?

Во мне два «я», два полюса планеты,

Два разных человека, два врага,

Когда один стремится на балеты,

Другой стремится прямо на бега...

Поехали брать обратные билеты в центр города, в кассу «Аэрофлота». Терпеливо отстояв очередь, Володя молча протянул кассирше своё удостоверение и попросил четыре билета. Кассирша, русская, молниеносно извлекла из брони искомые билеты. Помахав ими перед Аниным лицом, Володя назидательно изрёк:

— Теперь ты понимаешь, почему приятно быть знаменитым?

Именно таким был его наглядный ответ на язвительный вопрос Ани, заданный ему в Москве.

Притихшие и погрустневшие, сидели мы в салоне самолёта. Вот он вырулил на взлётную полосу, заревели турбины, и под покачивающимися крыльями поплыл Таллин, промелькнули башенки, красные черепички Средневековья. Прощай, Таллин, промелькнут годы, и где-то там, на уютных твоих брусчатках, сохранятся следы наших шагов, отзвуки нашей молодости. А под крыло нашего «ИЛа» уже подплывали прямоугольники подмосковных дач и рощиц. Всё возвращалось на круги своя...

Москва с ходу втянула нас в водоворот событий. Решившись наконец-то поквитаться с мужем за годы унижений, Галя в порыве самоутверждения поделилась с ним последними новостями с фронта внесемейной жизни. Услышав фамилию соперника, взбешенный супруг потребовал немедленного развода.

А в это время Высоцкий был занят сбором необходимых документов: для регистрации брака с Влади требовалось официальное оформление развода с Люсей. Вот и получилось, что по нотариальным конторам и прочим присутственным местам Володя и Галя мотались вместе. Они продолжали встречаться — конечно, с перерывами — еще несколько лет. Уже в 1973 году Володя мне рассказывал, как Галя приезжала к нему на Матвеевскую.

— Представляешь, звонит мне пьяная вдрызг из какой-то киношной компании: хочу, мол, тебя видеть. И приехала. Хорошо ещё, Марины в Москве не было. Да, пошла, видно, девочка по рукам. Сломала её жизнь.

...Да, жизнь всё продолжала нарезать круги, возводя свою безжалостную кладку из прозрачных кирпичиков секунд, дней, месяцев. Атакованная судьбой Галя — этот стойкий оловянный солдатик — захлебнулась в мутных волнах житейского моря.

Её же «лесная» подруга Аня, побалансировав на ненадёжном канате романтических порывов, благополучно выправила крен. Потеряв (в моём лице) веру в человечество, она тут же спланировала на грешную землю, выйдя замуж за нормального советского инженера. После его — напоминающей самоубийство — гибели Ане удалось таки выиграть вожделенный «миллион в лотерею». Став женой очень известного и баснословно богатого азербайджанского писателя, она плотно прикрыла за собой дверь в проклятое прошлое...

О, этот Юг!..

Ф. Тютчев

Первого декабря 1970 года — переломный момент в судьбе Высоцкого. Думалось, что, заключив брачный союз с Мариной Влади, он наконец-то сумеет совладать с поселившимся в нем демоном саморазрушения. Ему ведь и раньше удавались относительно долгие периоды «сухого закона». Он не пил вот уже несколько месяцев, и всем нам хотелось верить, что наступающий 1971 год станет для него и впрямь началом «новой жизни». Поэтому их свадебное путешествие — поездка в Тбилиси — приобретало в наших глазах символический смысл. Оно виделось событием, знаменующим эту надежду.

В новогоднюю ночь Володя позвонил нам с Мишель и поздравил с наступающим. Он был трезв, грустен, серьёзен. Меня ещё удивило, что он не поехал в какую-нибудь компанию, а остался дома с Ниной Максимовной.

В первых числах января прилетела Марина, и почти сразу последовал непредсказуемый, по её же словам, «катастрофический срыв» Володи. Не выдержав, она собрала вещи и, тайком от Володи, переехала к актрисе Ирине Мирошниченко, бывшей тогда замужем за драматургом Шатровым.

Это Володино «пике» грозило отменить второй акт медового месяца — отдых в сочинском санатории Совета Министров СССР. Путевки в эту элитную здравницу пробил уже упоминавшийся зам. министра Константин Трофимов — давний поклонник Володи и Марины.

Володино предложение лететь с ним в Сочи Марина сочла форменным издевательством и категорически отвергла такую форму «отдыха».

— Поеду, когда придёшь в норму. Всё в твоих руках.

Но Володю уже несло. Оставалось только вместо заартачившейся жены подыскать менее привередливого компаньона. Выбор пал на меня.

Застигнутый врасплох, я растерялся. Ни физически, ни морально я не был готов к этой поездке. Даже ради Володи оставить Аню одну, среди пациенток психушки имени Ганнушкина, казалось мне настоящим предательством. Она попала туда после очередного выяснения наших отношений, когда, утомившись безупречной логикой моих нравоучений, наглоталась таблеток, не смущаясь присутствием сына-малолетки. Спасённая случайно заглянувшей знакомой, она была немедленно водворена в буйное отделение знаменитой психлечебницы. Тогда это было в порядке вещей.

Я поделился своими сомнениями с Володей.

— Володя, ты же понимаешь, что теперь у меня не только ты, но и Аня. Ну как я её оставлю в таком состоянии?

Но он продолжал настаивать:

— Ну, тебе тоже надо немного отойти от всего этого. Мы же не гулять едем. А к Ане заскочим перед отлётом. Я сам всё ей объясню. Ей ведь приятно будет видеть меня?

Последняя фраза слегка меня задела. Зная его отношение к Ане, я давно ждал, что он из простого дружеского сочувствия захочет проведать её. Теперь же этот визит выглядел скорее вызванной обстоятельствами формальностью, нежели непосредственным движением души.