Давид Карапетян - Владимир Высоцкий. Воспоминания

Метания! Ссоры с Мариной и попытки примирения с Таней. И наоборот. Как часто он слышит от Тани: «Ты женился на своей Марине, вот и иди к ней!»

В тот вечер поговорить с Таней Володе так и не удалось. Он был уверен, что та специально не подходит к телефону, наверняка просит не подзывать её, если позвонит Высоцкий. Володя рвёт и мечет. Ситуация обостряется. Вот сейчас-то он и потребует выпивки. Чтобы как-то отвлечь его, спрашиваю:

— А что тебя больше всего привлекает в Тане?

Он плавно чертит в воздухе руками женский силуэт:

— Ну что? Фигурка, весь облик, вообще...

Долго мы еще не могли уснуть, тщетно пытаясь разрешить мучительную загадку извечной войны сердец. Уже несколько лет сердце Володи разрывается между Францией и Россией, явно тяготея в настоящий момент к последней. Я же терзаюсь угрызениями проклюнувшейся наконец совести по отношению к оставленной на произвол судьбы Ане. Долго еще не смолкает ночная перекличка двух тихих имён: Таня, Аня.

Весь следующий день Володя держался молодцом, даже что-то поел в огромной санаторской столовой. И только ближе к вечеру я почувствовал первые симптомы назревающего бунта. Чем быстрее надвигались сумерки, тем пасмурнее становился Володя. Предчувствуя беду, готовлюсь к круговой обороне, хоть и не представляю себе, как смогу устоять перед самым опасным оружием Высоцкого — его обаянием.

Он завёл речь издалека:

— Хорошо бы поехать в город. Ну что здесь торчать, тоска ведь смертная.

Я полностью разделял его точку зрения, но признаваться в этом поостерёгся:

— Володя, я всё понимаю, но надо продержаться ещё один день, вернее, ночь. Завтра будет уже легче. Давай лучше спустимся к морю.

Но Володя про себя уже всё решил. Ему требовалось движение, смена впечатлений. И, разумеется, коньяк. Когда он, помаявшись, снова подступил ко мне, я весьма кстати вспомнил эпизод, имевший место в Ереване:

— Ты же сам упрекал меня тогда, что я недостаточно твёрд с тобой, помнишь, ещё приводил в пример Артура Макарова, который бил тебя в живот, когда ты ломался. Я никуда не поеду.

— Тогда дай денег!

— Кончились, — заливаю я без зазрения совести.

— А куда они делись? — резонно любопытствует Володя.

— А такси из Адлера? А коньяк в баре? Осталась какая-то мелочь на чёрный день.

Натолкнувшись на неожиданное сопротивление, Володя закипает:

— Так ты не едешь?

— Нет!

— Ну и не надо!

В сердцах хлопнув дверью опостылевшего люкса, Высоцкий исчез. Был девятый час вечера. Прошло полчаса, час, полтора. Я забеспокоился не на шутку. Я ведь был абсолютно уверен, что он сразу вернётся. Ну кто его довезёт бесплатно до города? Это же забалованный курорт курортов, где правят бал не эмоции, а деньги. Но я упустил из виду, что Володю это обстоятельство могло только подзадорить — чем труднее, тем интереснее.

Вернулся он в первом часу ночи. Сильно нетрезвый. И не один, а с довеском в виде шумно требующего оплаты таксиста.

Чтобы избежать позорного разоблачения, те Володины 15 рублей я держал в заначке. Ночной визит таксиста спутал все мои планы. Ведь я собирался имитировать безденежье перед Володей, а не перед этим горлопаном. И я пошел на хитрость. Чтобы убедить Володю, что денег нет на самом деле, я раскрыл перед ним бумажник и «озадаченно» обратился к водителю:

— Рублей у нас нет. Хочешь доллары? — и небрежно протянул ему две однодолларовые купюры. Опешивший водитель не осмелился отвергнуть номенклатурную прихоть жирующих барчат. Устрашающие размеры нашего люкса недвусмысленно намекали на легитимность наших валютных активов.

Этот эпизод с таксистом Володе почему-то хорошо запомнился. Он часто вспоминал его с доброй улыбкой: «А помнишь, как ты долларами расплачивался?» Высоцкий ценил всё нестандартное.

Эта последняя, полная криков и стонов, ночь, видимо, переполнила чашу терпения наших достопочтенных соседей по этажу. Они никак не могли взять в толк, на каком основании рядом с ними поселили каких-то распоясавшихся буянов. И почему в роскошном люксе? «Незаконное» проживание одиозного Высоцкого именно в этих хоромах ещё больше распаляло их законное негодование.

Перепуганная дирекция режимного санатория оказалась в затруднительном положении. Грозовые чернильные тучи сгустились и над протежировавшим нам главврачом. История с нашим «отдыхом», будучи прямой уликой против него, могла стать началом конца его благополучной карьеры. Должно быть, желая объясниться, он пригласил нас к себе домой. Сильно смущаясь, главврач поведал нам с грустинкой в голосе о двусмысленной ситуации, в коей он оказался по милости Володи. Его симпатичная, приветливая жена растерянно наблюдала, как новоиспечённый супруг «той самой» Марины Влади прямо из горлышка опорожняет сувенирные бутылочки марочного коньяка, которые ему, за неимением иных, выставил сердобольный хозяин. Процедура ликвидации домашнего мини-бара не заняла много времени.

Заверив грустящего главврача, что полностью входим в его положение, мы обещали в тот же вечер переехать в городскую гостиницу.

Устроиться в любой гостинице зимнего Сочи не представляло никакого труда. Были бы деньги. А они у нас, как убедился минувшей ночью Володя, кончились. Поэтому ещё утром он позвонил Борису Хмельницкому, слывшему в ту пору самым богатеньким из актёров и самым завидным из женихов «Таганки».

Но Боря объяснил, что деньги у него лежат на каком-то особом счете и снять их немедленно не так-то просто.

— Ну придумай что-нибудь и срочно вышли 200 рублей телеграфом, — настойчиво попросил Володя.

Деньги пришли действительно очень быстро, и мы сразу же поехали устраиваться в гостиницу. В холле интуристовского отеля не было ни души. Быстро заполнив бланки, я протянул их вместе с документами дежурной администраторше — белёсой, размытой девице. Увидев вместо паспорта актёрское удостоверение Высоцкого, она заартачилась:

— Без паспорта я вас поселить не могу.

Меня же она соглашалась оформить, но предупредила, что «гости могут находиться в номере только до 11 часов вечера».

Её прозрачный намёк наводил на мысль, что дело здесь не в одном соблюдении инструкций. Чувствовалась её подспудная антипатия к Высоцкому, осложнённая пышным букетом провинциальных комплексов: мол, «это ты там у себя Высоцкий, а здесь главная — я». Позже Володя согласился со мной: «Завтра всем будет рассказывать: я самого Высоцкого не поселила».

Все эти гостиничные администраторши и их подручные — дежурные по этажам всегда казались мне одним из самых омерзительных порождений советской эпохи. Наделённые неограниченными полномочиями вохровки, испытывающие особое наслаждение при унижении личности. Не они ли вдохновили Аллу Тер-Акопян на эти строчки?