Владимир Голяховский - Русский доктор в Америке. История успеха

— Нет, зачем я стану носить их в кармане?

— Правильно. Я вижу, вы деловой человек. Ой-ой, какой деловой. А что ещё у вас есть?

— Это всё.

— Всё?

— Ну, да — всё.

— Послушайте, я же знаю, что у вас должно быть что-нибудь ещё. Не хотите говорить — не надо, ваше дело. Все евреи приезжают сюда из России такие бедные. А потом выясняется, что почти каждый что-нибудь да привёз. Сколько вы хотите за ваш браслет?

— Я не знаю здешних цен.

— Покажите мне, я дам настоящую цену. Больше меня никто не даст.

— Я хотел бы оценить это у профессионала.

— Я знаю людей на 47-й улице.

Я посмотрел на него с удивлением, он тоже удивился:

— Вы что, не знаете 47-ю улицу?

— Нет.

— Ой-ой, какой вы ещё зелёный! Это же улица, где все брильянтовые бизнесы. Я там знаю народ, и меня все знают. Мы пойдём туда вместе, я попрошу, чтобы они поглядели и дали настоящую цену. И я тут же дам вам наличные деньги, прямо сразу. Только не делайте глупости и не продавайте никому другому. Кроме меня, никто не даст вам настоящую цену. Можете мне верить.

— Я верю. А как насчёт квартиры?

— Какой квартиры?

— Мне нужна квартира где-нибудь в этом районе.

— Нужна, так будет.

— Но мне она нужна срочно, как можно скорей.

— Послушайте, вы деловой человек? Если нужна квартира — нужны деньги, если нужны деньги — вы продадите мне ваши брильянты. Будут деньги — будет квартира.

— Я слышал, что в доме рядом освобождается одна квартира.

— Конечно, я знаю. Хозяин дома — мой хороший знакомый. Я ему скажу — и квартира будет ваша. Только не продавайте брильянты никому другому.

Наша не очень молитвенная беседа в синагоге затянулась, и я поглядывал по сторонам, — мы вызывали взгляды неодобрения. Пора было убираться из храма.

Ирина уставала за день на работе. Больше всего её утомляла необходимость целыми днями говорить на английском, это ей стоило больших усилий. Как ни хорошо она знала язык, имея довольно большой словарный запас и правильное произношение, но разговорной практики у неё не было. А когда разговариваешь на работе, некогда задумываться над каждым словом, нужен автоматизм речи. Артикуляция непривычного языка требует физических усилий. И необходимость вслушиваться в чужое непривычное произношение, боязнь не понять, что ей говорят, боязнь, что и её могут не понять, — всё это держало Ирину в постоянном напряжении. К тому же ей приходилось отвечать по телефону, а разговаривать, не видя артикуляции собеседника, ещё трудней. Да и сама работа тоже была для неё непривычна, она всегда работала в лабораториях, но никогда до этого — в кабинетах практической медицины.

Теперь ей пришлось с одного-двух показов научиться снимать электрокардиограммы, подготавливать инструменты для врачебных манипуляций и многому другому.

Приходя домой без сил, она всё же хотела рассказывать нам с Володей впечатления дня. А они были удивительные и для нас совершенно новые.

Офис был на первом этаже большого и шикарного трёхэтажного особняка, принадлежавшего самому доктору. Они с женой занимали лишь часть второго этажа, а остальное было превращено в клинику для лечения толстых пациентов похуданием. Этим ведала жена доктора, имея свой штат сотрудников.

В офис и в клинику приходили только очень богатые пациенты, жившие вблизи, в основном женщины — жёны и родственницы миллионеров. В этом районе жили воротилы Уолл-стрита, хозяева многомиллионных корпораций, богатые издатели, знаменитые актёры. Большей частью у их жён — пациенток доктора — не было серьёзных медицинских проблем, они приходили к доктору, как в свой клуб, а заодно хотели проверить кровяное давление, или пожаловаться на плохой сон, или на головную боль. Некоторые заходили в офис во время прогулки, чтобы хоть чем-нибудь отвлечься днём, когда их мужья работали, а самим им делать было нечего. Появлялись они в дорогих мехах, увешанные драгоценностями, с искусным гримом на немолодых лицах. Многие держали на руках или вели на поводках собачек-болонок, всегда чистеньких и с бантиками. А одна из них приводила даже двух собак-мопсов. Ирининой обязанностью было встречать их у двери и проявлять внимание:

— Добро пожаловать, миссис Смит. Как поживаете?

— Ах, не спрашивайте! — закатывала глаза пациентка. — Я себя чувствую ужасно!

— Что случилось, миссис Смит?

— Я так плохо спала эту ночь, так плохо!..

— О, я очень сожалею, миссис Смит.

— Я решила попросить доктора проверить моё состояние.

— Конечно, миссис Смит, я сейчас же доложу доктору. Присядьте на минутку.

Другая говорила:

— Ах, не пойму, что со мной — я совершенно лишилась аппетита. Вчера мы с мужем были на банкете в честь президента итальянской автомобильной компании. Там было так много вкусных блюд, так много! И представьте — мне совсем не хотелось есть. Я пришла посоветоваться с доктором: что это со мной?

— Конечно, доктор вам всё объяснит и поможет. Вы присядьте, я ему скажу о вас.

Потом Ирина помогала своему шефу. Фактически они оба имели перед собой бездельниц, мучавшихся дурью. Но за первый визит доктор брал с них S150, а за все последующие $100 (при средних для терапевтов в то время цифрах $50 и $25 соответственно). Деньги никогда не передавались из рук в руки: секретарь доктора посылала счета пациенткам на дом, мужья выписывали чеки и присылали их в офис. Доктор был сам очень богат, владел какими-то плантациями и землями. Но в возрасте за восемьдесят лет он со страстью юношеской любви обожал деньги. На нью-йоркской бирже у него был свой агент, который часто ему звонил. Заслышав по телефону агента, доктор бросал своих пациентов на Ирину и подолгу обсуждал с ним, какие акции покупать, какие продавать. Пока он это решал, Ирина оставалась с пациенткой и чувствовала неловкость перед ней. Ей приходилось как-нибудь отвлекать визитёршу.

В таких случаях помогала собачка, на которую стоило лишь глянуть, как хозяйка забывала о своих хворобах и принималась страстно расхваливать пёсика. Ирина вежливо поддакивала, пока не возвращался доктор. Он извинялся, сообщал, что был занят разговором с тяжёлым больным. Он даже начинал развлекать собачку, делая вид, что помогает своей пациентке всем, чем только может. Потом он назначал ей ненужные анализы и прописывал ненужные лекарства, выдумавал какой-то особый режим дня и особую (очень дорогую!) диету. Ирина провожала пациентку до двери и желала ей поправляться. От чего?

Ирина, которая сама ещё недавно принадлежала к московской элите, теперь оказалась в положении Золушки. Она всю жизнь работала и терпеть не могла богатых бездельников. Чтобы уметь с достоинством делать то, за что ей платили, нужно было иметь хорошие манеры. И хорошую выдержку (чтобы не выказать наплыва презрения). Доктор, кажется, ценил это в Ирине. Некоторым из пациентов он даже специально представлял её, рассказывал, что она свежая иммигрантка из России и сама жена доктора.