Василий Ардаматский - Две дороги

— Господин Дружиловский, доктор Ротт ждет вас.

— Когда... где?

— Сейчас же. Машина у подъезда.

— Мы не можем заехать в остбюро господина Зиверта? — спросил Дружиловский, когда они сели в машину.

— Доктор Ротт ждет вас, — строго ответил молодой человек.

Его привезли на конспиративную квартиру. Ротт сидел в маленькой уютной гостиной и читал газету. Дружиловский стоял перед ним, видя над газетой только блестящую лысину немца. В соседней комнате говорили по телефону, он явственно услышал фразу: «доктор Ротт будет у вас через двадцать минут», — и подумал: «Экзекуция будет недолгой, весь вопрос, чем она кончится?»

Доктор Ротт аккуратно сложил газету, положил ее перед собой, пригладил ладонью и сказал сухим негромким голосом:

— Мы решили выслать вас в Польшу.

— Как? — выдавил он из слипшегося горла.

— Как это обычно делается, в сопровождении полиции, — ответил Ротт, рассматривая его.

— За что?

— Вы — жулик, участник уголовного преступления против Польши, пусть вас там и судят, — холодные глаза немца смотрели на него без всякого выражения.

— Но против меня никаких улик нет, меня допрашивали и отпустили, следователь сказал...

— Меня не интересует, что сказал вам следователь, — прервал его немец. — Вы жулик, и вы это прекрасно знаете, а я проявил в отношении вас непростительную доверчивость.

— Я думал... я думал... что вы, Зиверт...

— Что вы думали? — тонкие губы доктора Ротта изогнула усмешка. — Может быть, то, что я должен терпеть все ваши проделки? Мое терпение иссякло. Вы имеете сегодняшний день на сборы, завтра вас отправят. Все. Убирайтесь!

Дружиловский ринулся домой. Прекрасно понимая, что доктор Ротт не шутит, он все-таки на что-то смутно надеялся.

Зиверт! Зиверт! Только он может его спасти!

Он взял деньги, нанял машину и помчался к Зиверту.

Горничная Зиверта впустила его в переднюю и сказала, недовольно пожав плечами:

— Ждите, но, когда он придет, я не знаю.

Он просидел до позднего вечера. Понимал, что теряет драгоценное время, но уйти не мог, у него было ощущение, что только здесь он в безопасности, а если уйти, то там, на улице, с ним может произойти все, что угодно. Когда он ехал сейчас по городу, газетчики кричали о шайке фальшивомонетчиков, и от их голосов некуда было скрыться.

Увидев его понура сидящим в передней, Зиверт нисколько не удивился.

— Ну, соколик, допрыгался? — весело спросил он, снимая пальто.

Дружиловский прошел за хозяином в кабинет, в котором, как всегда, царили порядок и чистота. Полированный стол блестел, все кресла были в белоснежных чехлах, большие, стоящие в углу часы мерно отщелкивали секунды.

— Видик у тебя — умереть можно, — сказал со смехом Зиверт, усаживаясь на стол. Он наклонился вперед: — Рассказывай, соколик с подбритыми бровками.

— Меня высылают в Польшу.

— Знаю. Что еще?

Зиверт только что виделся с доктором Роттом, и они целый час обсуждали случившееся. Положение у Зиверта было непростое. Людям из полицей-президиума он давал немалые деньги и был уверен, что о его, а значит, и об их участии в истории с долларами они будут молчать. Но будет ли молчать Дружиловский, если за него возьмутся как следует? В этом он совершенно не был уверен и нещадно ругал себя за то, что привлек его к этому делу. Полицию он в этом отношении обезвредил. Но люди доктора Ротта могли довольно быстро растрясти Дружиловского.

Начав разговор с немцем, Зиверт прежде всего выяснил, что тот знает о Дружиловском в связи с долларовой аферой, и вскоре понял, что никакими точными данными Ротт не располагает, однако уверен, что Дружиловский в этом деле замешан. Зиверт не стал разуверять доктора Ротта и даже напомнил, что он вначале тоже не очень верил Дружиловскому. Ход был точный — немцу совсем не хотелось сознаться, что он был необоснованно доверчив.

— Все-таки он работал неплохо, — задумчиво сказал Ротт.

— Согласен, со временем и я изменил свое отношение к нему, — подтвердил Зиверт. — Но то, что фигура он непрочная, это факт, с которым нельзя не считаться.

— Какие еще там счеты? — сердито спросил доктор Ротт. — Кроме всего, мы должны бросить кость полякам, пусть они его судят.

— У поляков, как и у нас, не будет прямых улик против него, — продолжал Зиверт. — Но они начнут трясти его совсем по другим делам, и тогда эта кость может обойтись нам очень дорого.

— Я думал об этом, — после долгой паузы отозвался доктор Ротт.

И они стали обсуждать, как же все-таки проучить Дружиловского.

Сейчас Зиверт должен был начать первый урок.

— Что же ты собираешься делать? — спросил он, смотря на Дружиловского острыми, внимательными глазами.

— Чем в Польшу, лучше... смерть, — ответил он.

— Тут ты прав, — согласился Зиверт и долго молчал, было слышно только, как он хрустел пальцами да часы отщелкивали секунды. — А пока ты жив, я хочу сказать тебе, что твое второе освобождение из полиции стоило мне пять тысяч, — сказал Зиверт. — Но поскольку мы компаньоны, эту сумму делим пополам. Выкладывай деньги на стол.

Дружиловский достал из кармана пачку денег и протянул Зиверту. Тот педантично отсчитал две с половиной тысячи, а остальные отдал ему обратно:

— Спрячь. Пригодятся.

Снова воцарилось молчание.

— Твое счастье, что ты типичный фраер, — сказал Зиверт, легко соскочив со стола, остановился перед ним, покачиваясь с носков на каблуки. — Да, фраер. Огреб шальные деньги и сам ошалел. Как могло прийти в твою дурную голову, что ты можешь не считаться с немцами? Живешь в их доме, жрешь их хлеб, они из тебя хотели сделать человека, а ты ринулся в разгул.

— Знаю... я дурак... — со страдальческим лицом искренне сказал Дружиловский.

— Наконец-то допер до главной истины. Но когда дурак, это, брат, надолго, а для окружающих опасно, — медленно и брезгливо произнес Зиверт.

— Помогите мне, — забормотал, всхлипывая, Дружиловский. — Я обещаю, я обещаю...

— Благими намерениями дорога в ад вымощена — слышал об этом? — Зиверт сел в кресло и, дернувшись вертким телом, замер, смотря на своего сообщника. Он сейчас очень злился, но не хотел этого показать. Дружиловский был опасен — вот что бесило Зиверта, но не дай бог, если он это поймет.

— Помогите мне, я сделаю для вас все, — уныло сморкаясь, сказал Дружиловский. — Кроме вас, у меня нет никого. Я вам так верю.

— Ты не мне должен обещать, а прежде всего доктору Ротту.

— Он же меня высылает!

Зиверт долго молчал, давая Дружиловскому еще раз пережить свое безысходное положение и думая в это время, что еще на несколько месяцев этого типа, возможно, и хватит. Он будет стараться, а потом его можно совершенно безбоязненно выбросить на свалку.

— Хорошо. С доктором Роттом я все улажу, — сказал наконец Зиверт. — Молчи, не нужны мне твои благодарности. Я сделаю это по закону офицерского братства и вопреки рассудку. От тебя требуется не благодарность, а работа. Работа до седьмого пота. Такая работа, чтобы люди забыли, каким дерьмом ты сейчас перед ними выглядишь. И запомни, больше я из-за тебя совать свою голову в петлю не буду. Никогда!