Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

«Директор» на это изречение молча поднял лопату. После чего рабочий столовой сразу же заглох. Инцидент вроде был исчерпан. На нас «проверяющий» больше не кричал. Но от этого случая у меня остался тяжёлый осадок. Я потом в течение многих лет не притрагивался к квашеной капусте, особенно к той, что подавали у нас в столовой. Ребята удивлялись, ведь я ещё с Москвы любил «провансаль». Мама покупала её в овощных магазинах. Но после всего увиденного… Только лет через пять, купив на рынке у молдаванина капусту, я снова её полюбил.

Работа на кухне окончательно убедила меня в том, что наша забастовка была абсолютно правомерна. Стало ясно, почему курсантов так скудно кормят. Воровство! Я понимаю, у каждого семья. Те годы были достаточно голодными. Наступил «хрущёвский» голод, когда не было хлеба, вместо него — кукурузный эрзац. Не хватало многого — табака, например. И люди использовали своё служебное положение, чтобы накормить близких. Зарплата у них была просто нищенская. А с учётом того, что и на неё в магазинах ничего невозможно было купить, оставался единственный способ — воровать. Думаю, впрочем, что не один голод был причиной того, что мы видели в столовой. Это были лишь ростки, идущие от корней более глубоких пороков. А точнее, там, где полная бесконтрольность, всегда существует соблазн украсть…

Итак, закончились двое суток моего очередного пребывания на гауптвахте. Да, забыл сказать, когда я, подавленный, вернулся в камеру после объяснения с Конюшенко, «директор гауптвахты» спокойно произнёс:

— Ну вот, а ты хотел так быстро расстаться со мною. Я чувствую, что ты у меня будешь заместителем!

Я гневно посмотрел на него, но он похлопал меня по плечу:

— Да ты не рычи. Я-то тут при чём? Но во всём том, что случилось с тобой, ты должен найти и хорошее.

— Чего ж тут хорошего?

— Как чего? Ты мне составил компанию. Ты мне сделал сюрприз. Вот это и хорошо. Ты мне доставил удовольствие провести ещё один вечер в твоей компании!

Он это сказал по-житейски бесхитростно, и я как-то сразу расслабился. И стал проще смотреть на происшедшее. Прошлого не вернёшь, надо получать от жизни и положительные эмоции. Он снова стал рассказывать мне весёлые байки из своей жизни, а я ему свои. Так незаметно и прошёл ещё один вечер. Потом пришли мои друзья, сунули какие-то сладости — бутылку лимонада и пряники… И душа моя понемногу оттаяла.

Через два дня после того, как меня снова отправили на гауптвахту, я опять отправился в комендатуру к майору Трачу. Я знал, что меня ждёт повторное испытание. Перед этим ко мне подошёл «директор гауптвахты» и проинструктировал:

— Слушай, друг! Забудь ты про эту тряпку. И когда будешь докладывать Конюшенко, то убери ведро подальше, а тряпку предварительно выжми и спрячь. И когда никаких предметов рядом не будет, вот тогда докладывай этому засранцу.

Я понял, что надо послушаться мудрого совета, но кулаки у меня сами собою сжались. И я высказал предположение, что когда у меня не будет в руках тряпки, то придётся пройтись по физиономии Конюшенко кулаками. «Директор» вздохнул:

— Тогда ты можешь побить мой рекорд…

Такая перспектива меня не особенно радовала. Но он меня утешил:

— Господи! Времени у тебя в запасе ещё много.

Тебе здесь ещё не один год учиться. А ему ещё служить здесь почти три года. Неужели вы ещё не встретитесь?

Я прикинул: коли я готовлюсь стать военным человеком, офицером, то должен постигать азы военного искусства, в том числе и тактики одиночного боя с противником. Надо проявлять здесь и хитрость, и дипломатию, для того чтобы потом, в заключительной стадии боя, победить своего противника. Ведь если я ему снова врежу по физиономии, то он выполнит свою главную боевую задачу — я снова проиграю бой. Да, с точки зрения чести я выиграю, буду честен перед собой, но результат в конечном итоге будет негативным.

Со всеми этими мыслями я направился на проходную комендатуры, где снова вымыл полы. Но теперь грязную воду я вылил, чтобы перемывать полы было нечем. Выжал тряпку и убрал всё это в угол. Зашёл Конюшенко и говорит, ухмыляясь:

— К сожалению, ты опять не научился мыть полы.

— Очевидно, самые лучшие навыки в этом деле я смогу себе привить именно в том месте, где я сейчас нахожусь.

Он ничего не понял, но в моём ответе его что-то смутило.

Конюшенко отошёл немного в сторону, а я сделал вид, что взглядом ищу, куда спрятал тряпку. Солдат понял это как поиски предмета, которым я ему врежу по морде, и закричал. В этот момент вбежал майор Трач и спросил меня:

— Что, ты опять начинаешь хулиганить?

Но я ему доложил по уставу:

Товарищ майор, ваше задание выполнено. Можете проверить работу.

Трач посмотрел на меня, потом на пол и напоследок — на Конюшенко и процедил сквозь зубы:

— Конюшенко, выйди!

И мне:

— Ты свободен. Но я тебя ещё долго-долго пытать буду!

Что он имел в виду, я не понял. Но до меня дошло, что я победил. Хотя, если говорить честно, будь в моих руках тряпка с ведром грязной воды, а Конюшенко сделал бы несколько шагов в своих сапогах по чистому полу, не знаю, чем бы это всё закончилось.

В казарму я возвратился под горячие приветствия ребят. Была суббота. Впереди — выходной. Мы немного побесились. Правда, когда мои друзья украдкой выпивали, я всё-таки пить не стал. Откровенно говоря, выйдя с гауптвахты, я ещё не знал своей будущей судьбы. Любой проступок мог стать роковым для исхода моего дела. Но тем не менее это выглядело как возвращение в новую старую жизнь.

Во вторник меня вызвали на совет училища, и председатель комиссии Перфильев сказал, что мне условно предоставляют право учиться и летать, но до первого наказания. Если оно последует, то меня тут же уволят из рядов Вооружённых Сил без зачёта срока службы. И тогда уже мне придётся все три года тянуть солдатскую лямку.

Ну а теперь настала пора рассказать о моих командирах, о тех, кто остался навсегда в моей памяти и кого я считаю своими учителями.

Старшина нашей эскадрильи был весьма колоритной личностью. Он отвечал за все виды нашего технического снабжения, обмундирование, банные и строевые дела перед вышестоящим командованием. Это был достаточно большой пост с точки зрения сержантского состава. Его образование, конечно, оставляло желать лучшего, но оно с лихвой окупалось природными способностями старшины к командованию, гвардейской выправкой и в то же время хитринкой, умением найти выход из любого положения и быстротой принятия решения.

Лексикон его, как это часто случается, был богат малопонятными словосочетаниями или неправильными ударениями в некоторых популярных словах. Например, когда ему нужно было показать, что мы расхлябаны, он подтягивал нас командой с обязательной присказкой: