Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

А вот как отражается крах идеалов на судьбе конкретного человека.

В лётном училище на нашем курсе учился один парень, звали его Иван, фамилию называть не буду. Он был круглым отличником, фрунзенским стипендиатом. Причём Иван был не из той категории отличников, для которых высшая оценка — самоцель, такие обычно вызывают особую неприязнь. Я знал одного такого отличника. Он был создателем целой методики изготовления шпаргалок, тратил на это уйму времени — и всё во имя получения высоких оценок. Если на экзамене он получал «четвёрку», то обязательно добивался пересдачи на «отлично». Таким людям, как он, обязательно нужно было быть всегда на виду — они стремились что-то возглавлять в комсомоле, первыми вступали в партию — не в силу своих идейных убеждений, а из соображений карьеры.

Так вот, Иван был совершенно из другой категории. Во всех отношениях он был идеальным курсантом. Я в своей жизни таких людей больше не встречал. Если он носил шинель, то она сидела на нём идеально, как у лучшего выпускника какого-нибудь пехотного училища. Если он выходил на плац, то при выполнении строевых упражнений выкладывался полностью. Если он учился, то учился действительно на все сто, не давая себе никаких послаблений. Если по распорядку дня было положено вставать в 6.00 и ложиться в 23.00, то вставал и ложился он именно в эти часы. Он ни в чём не отходил от заведённых правил — и не потому, что стремился выслужиться, а потому, что был так воспитан. Это был принцип его жизни.

Иван вырос в интеллигентной семье. Отец был учителем литературы и воспитывал его на высоких нравственных идеалах. Наверное, это было правильно и хорошо. Иван всегда был примерным учеником. А на все вопросы он находил убедительные и точные ответы у матери и отца. Его воспитанию способствовал и уклад жизни в семье, чистота отношений родителей.

Среди курсантов он выделялся каким-то излишне примерным поведением. И сотня строевых командиров не нашла бы повода к нему придраться. Он и любил-то не так, как остальные. Все мы были молоды, увлекались девушками — кто мимолётно, кто всерьёз. Иван свою девушку любил так, как никто из нас любить не умел. О такой возвышенной любви писали в романах прошлого века. Мы были свидетелями этой любви. Каждый вечер, за десять минут до отбоя, он открывал одну книгу и увлечённо её читал. Если бы мы не знали, что он убеждённый комсомолец и атеист, этот ритуал можно было бы сравнить с ежевечерним чтением молитвы. И только позже мы с удивлением узнали, что это был обыкновенный исторический роман. А закладкой Ивану служила фотография девушки в школьной форме — его невесты. Он часто писал ей письма и получал пространные ответы, которые жадно ждал. Если бы так себя вёл кто-нибудь другой, он бы вызывал у нас только насмешки и подначки, но по отношению к Ивану мы себе этого не позволяли — настолько серьёзно было его чувство.

Но однажды один из курсантов не выдержал и неудачно пошутил: мол, твоя девушка, наверное, давно уже гуляет с сыном председателя колхоза. Как бы отреагировал любой из нас на эту шутку? Оборвал бы такого словоблуда каким-нибудь резким выражением или просто дал по физиономии. Иван поступил по-своему. Он вскочил с кровати, подошёл к своему обидчику и сказал, что вызывает его на дуэль. Сказано это было очень серьёзно, и мы поняли: Иван не шутит. А с другой стороны, какая может быть дуэль? Но Иван был непреклонен.

— Ты должен принять мой вызов, — твёрдо сказал он своему обидчику.

— Хорошо, я принимаю твой вызов, — согласился тот.

— Выбирай оружие, — сказал Иван.

Ну какое оружие могли выбрать курсанты? На чём драться — на мясорубках? Да, за каждым из нас был записан карабин, но всё оружие было строгой отчётности, хранилось в опечатанных шкафах. Вряд ли Иван готов был пойти на кражу оружия. Тогда его противник предложил ему дуэль на кулаках. Иван тут же согласился. Мы стали его отговаривать от этой затеи. Его обидчик был на голову выше, имел первый разряд по боксу, обладал и опытом драк, и физической силой. Иван же был неспособен к какому-то физическому насилию, никогда не дрался и понятия не имел, как защитить себя с помощью кулаков. И всё равно он сказал, что только кровью может смыть оскорбление, нанесённое ему и его девушке. Неудачно пошутивший курсант, понимая, что дело зашло далеко, тоже попытался с ним помириться, но Иван обвинил его в трусости. И нам стоило больших трудов разнять их и помешать драке, то есть дуэли.

Этот случай ярко характеризует Ивана. Он был своего рода мамонт, древнее ископаемое. Таких людей в природе, наверное, и не осталось. Одним словом — идеальный человек. И вот какая с ним произошла эволюция.

Мы уже окончили училище, готовились получать офицерские погоны. И пока ждали приказа, две недели жили в Мичуринске. Там мы работали в совхозе «Зелёный гай». Стоял октябрь, сезон сбора фруктов. А урожай в том году выдался богатый. Я так там объелся яблоками, что получил к ним отвращение на всю жизнь.

Мы были ещё не офицерами, но уже и не курсантами. Командиры не могли с нас спрашивать по всей строгости — они понимали, что вряд ли за какую-то провинность возможно отменить приказ о присвоении нам лейтенантского звания. Мы это понимали и, чего греха таить, пользовались этим. В частности, спиртное употребляли в больших количествах.

Но вот пролетели эти две недели, мы вернулись в училище для получения звания и обратили внимание, что Иван ходит какой-то подавленный. Нам это было непонятно — мы-то все радовались, что учёба уже позади. Да и на Ивана это было не похоже — даже в самых сложных ситуациях он старался сохранять бравый вид. Мы с одним приятелем постарались выяснить, в чём причина его плохого настроения, но Иван ничего вразумительного нам не ответил. Более того, на банкете, устроенном по случаю окончания училища, где нам впервые разрешили открыто выпивать крепкие напитки, Иван тоже выпил несколько рюмок, чем удивил нас ещё больше.

В Москву я возвращался в одном поезде с Иваном. Он был очень грустным. Мы с товарищем пригласили его к столу, и к нашему изумлению он не только не отказался, но и выпил полстакана водки. Мы так удивились, что даже протрезвели. Ещё больше мы удивились, когда Иван закурил с нами в тамбуре. Это не укладывалось ни в какие рамки. С ним явно происходило что-то необычное. В Москве мы расстались, так и не выяснив причину столь странного его поведения. Прошло около трёх лет, и мы встретились с группой однокашников. Встреча была интересной и весёлой, всем хотелось знать, кого куда занесло и как идёт служба. Когда речь зашла об Иване (его на нашей встрече не было), я с удивлением узнал, что он служит командиром взвода охраны, подразделения, обслуживающего авиационные объекты, — стоянки, аэродромы, склады и т.д. Авиационная пехота, одним словом.