Валерий Меницкий - Моя небесная жизнь: Воспоминания летчика-испытателя

Оказывается, когда Кожедуб, решая вопрос со Степанчёнком, поинтересовался, кто я такой, ему ответили, что я лётчик-инструктор, причём инструктор хороший, потому что в училище мой выпуск был первым.

— Зачем же такого хорошего инструктора отдавать? — так отреагировал на это Иван Никитич. — Инструкторы нужны.

И вот в этой тупиковой ситуации решающую роль в моей судьбе сыграла мама. Как раз в праздники Софья Дмитриевна ей позвонила и сообщила, что у них в гостях Кожедуб.

— Мария Герасимовна, вы заходите под каким-нибудь предлогом!

И мама зашла к ним в разгар веселья под каким-то благовидным предлогом. Её, естественно, пригласили к столу — женщина она была интересная, красивая, а в таких компаниях красивые женщины всегда приветствовались. Софья Дмитриевна представила её гостям, и когда маму познакомили с Иваном Никитичем, она ему сказала:

— Вот вы пишете об одном, а на деле получается совсем другое.

— Что вы имеете в виду?

— Сын у меня мечтает быть лётчиком-испытателем. Вы в своей книге пишете, что всегда шли навстречу таким людям, их устремлениям, а на самом деле моего сына берут в авиационную промышленность, а вы его из армии не отпускаете.

Он её отругал, сказал, что она не ценит жизнь своего сына, начал рассказывать, какая это опасная работа, и спросил: зачем это ей нужно? Мама ответила, что она желает, чтобы у сына осуществилась мечта. И хотя прекрасно понимает, что это опасная работа, тем не менее мешать ему она не имеет права. Жена Кожедуба Вероника и остальные гости стали стыдить Ивана Никитича, и тот в конце концов сказал:

— Ладно, чему быть, того не миновать…

Я вернулся в училище, и буквально через четыре дня меня вызвали в штаб и сказали, что пришёл приказ о моём увольнении в запас. Радости моей не было границ. Затем меня вызвал командир полка, который тоже пытался меня от этой затеи отговорить. Он убеждал меня, что ещё не поздно отказаться, потому что работа эта очень опасная, а он заинтересован, чтобы я остался инструктором. Больше того, он обещал, что в ближайшее время меня назначат командиром звена, а в моём возрасте это очень почётное назначение, у меня хорошая перспектива. И если я выйду на командующего и скажу, что я передумал идти в лётчики-испытатели, то это дело можно отыграть.

Он и сам понимал, насколько наивна его просьба, но тем не менее пытался использовать последний шанс и попробовать меня уговорить, прельщая перспективой военной карьеры. Но ведь я уходил не от военной службы, а шёл к своей мечте. Если бы существовала военная школа лётчиков-испытателей, я, возможно, поступил бы в неё. Правда, если бы у меня был выбор — военная школа или гражданская, я всё равно поступил бы в гражданскую. Потому что уже познакомился с её укладом, прочитал практически все книги про лётчиков-испытателей, и меня эта лётно-испытательная работа увлекла бесповоротно.

Вот таким образом я был принят в ШЛИ.

В училище я возвращался не только с радостным для меня известием, но и с выполненным заданием. Если вы помните, цель моей командировки была весьма пикантной, и вернуться с пустыми руками я не мог.

Поэтому, хотя мне было немного не по себе, всё-таки пришлось ехать в дежурную аптеку (дело происходило в праздники). В качестве «группы поддержки» я захватил с собой своего друга Валеру Берёзкина. Едва мы переступили порог аптеки, мне показалось, что все посетители смотрят на меня. По дороге в аптеку Валера уверял меня, что предстоящая мне покупка — сущий пустяк. Но по тому, как он вежливо пропустил меня вперёд и сразу поторопился отойти в сторонку, я понял: лучшее для меня — немедленно отсюда катапультироваться.

Но было уже поздно. Посетителей в этот день было мало, поэтому мы сразу привлекли внимание девицы в белом халате, которая своим кратким и конкретным вопросом: «Чего надо?» — отрезала мне путь к отступлению.

— Да вот, горло застудил… — жалобно пролепетал я.

— Иди сюда, — скомандовала она.

— Спасибо, я пока пройдусь, посмотрю по прилавкам, — робко ответил я.

Надо заметить, что это сейчас и по радио, и по телевидению, в газетах и журналах беззастенчиво рекламируют предметы интимного туалета — и прокладки, и противозачаточные средства, причём вперемешку с рекламой стирального порошка, детского питания и зубной пасты. И воспринимается это всё легко не только взрослыми. Даже дети теперь знают, что такое не только кариес, но и «критические дни», и безопасный секс. А в те годы, о которых я рассказываю, эти темы были запретными, а значит — аморальными. Так что можете себе представить моё состояние.

Потихоньку вместе со своим тёзкой я обошёл все прилавки и наконец-то увидел нужный нам заветный товар. И пошёл прямёхонько к кассе. Протягиваю деньги кассирше, а она меня спрашивает:

— Что покупаете?

— А какая вам разница?

— За такие деньги в том отделе такого товара нет… — не отступает она.

— Четыреста штук резиновых индивидуальных изделий, — еле слышно шепчу я.

— Ха-ха, Маша, слушай, сколько у нас в отделе… хи-хи… этих самых изделий? — бесцеремонно вопрошает кассирша через весь зал.

— А? Чего? 56 штук.

— Вот, а ему нужно четыреста.

Я покраснел как рак и бросился к продавщице отдела:

— Тише, что вы орёте?

Тем временем одинокие покупатели, привлечённые нашим диалогом, стали подтягиваться к прилавку, задавая привычный для времён дефицита вопрос: «Чего дают?»

Продавщица же показала мне коробку, в которой лежали заветные изделия, и сказала:

— Вот всё, что есть. 56 штук.

— Но мне надо четыреста. Я издалека, — торопливо стал объяснять я.

— Мы из Сибири, завтра утром уезжаем, — наконец пришёл мне на помощь мой друг.

— Ладно, пойду посмотрю на складе, — смилостивилась продавщица.

Минут через десять она вернулась и сказала:

— Доплатите и берите большой короб, там пятьсот штук.

Делать нечего. Я выгреб из кармана последние деньги и заплатил. Мало того, что у меня не осталось ни копейки, мне ещё предстояло идти по улицам города с этим коробом, на котором по диагонали было крупно написано: «Презервативы — 500 штук». Но деваться было некуда, ещё один раз такой «подвиг» я совершить бы не смог. Хорошо хоть в аптеке нам этот короб завернули в бумагу. Кассирша на прощание воскликнула:

— Пока, сибирячки, заезжайте в любое время, отоварим в лучшем виде.

И добавила восхищённо:

— Вот это молодцы!

По тому, какими восторженными взглядами провожали нас редкие в тот час покупатели, мы поняли, что наша «тайна» стала всеобщим достоянием, видимо, благодаря кассирше.

Но на этом мои мучения не кончились. Домой коробку я везти не мог, мама меня бы не поняла, поэтому пришлось ехать на вокзал и сдавать её в камеру хранения. Принимающий багаж мужик поинтересовался содержимым коробки — её размеры явно не соответствовали весу. Я промолчал, но когда утром забирал коробку, по его улыбке и восхищённому взгляду его напарника понял: и эти знают…