Джон Андерсон - Че Гевара. Важна только революция

Че всегда прибывал к ним очень поздно: в два-три часа ночи. Сиро Бустос вспоминает, как они всей группой впервые встретились с Геварой. «Едва ли не первое, что он нам сказал, было: "Ну что же, вы все добровольно решились на это, и теперь нам необходимо все подготовить как следует, однако начиная с этого момента вам лучше считать себя мертвыми. Смерть — это единственное, о чем можно говорить тут с уверенностью. Кто-то из вас, может, и выживет, но в этом случае остаток своей жизни ему уместно будет рассматривать как подарок судьбы"».

Че намеренно расставлял все точки над «i». Ему было важно добиться, чтобы каждый партизан чувствовал себя психологически готовым к тому, что может с ним произойти. Как вспоминает Бустос, им предстояло «идти в самое пекло, не зная, дойдет ли хоть кто-то до цели и сколько времени это может занять».

Карибский кризис вынудил Че форсировать подготовку своей аргентинской кампании. Во время кризиса Гевара снова командовал войсками Кубы, базировавшимися на западе, в Пинар-дель-Рио. Ставка его командования располагалась в нескольких пещерах около одной из советских ракетных установок.

Когда разразился кризис, Че взял своих аргентинских подопечных к себе, определив их в батальон под командованием кубинских офицеров. В случае чего они должны были принять участие в сражении.

В момент максимального напряжения — после того как советская ракета класса «земля-воздух» сбила американский самолет-разведчик «Ю-2», убив пилота, — Фидель телеграфировал Хрущеву, что рассчитывает на то, что в случае начала американского наземного вторжения Москва первой приведет свои ракеты в действие. Он и кубинский народ, заверял Фидель, готовы биться насмерть. Только день спустя Кастро узнал, что у него за спиной Хрущев совершил сделку с Кеннеди, предложив вывести ракеты в обмен на обещание не нападать на Кубу и на вывод американских ракет «Юпитер» из Турции. Сначала Фидель ушам своим не поверил, а затем пришел в бешенство и несколько раз ударил кулаком по зеркалу. Че, узнав о произошедшем, сухо приказал своим людям оборвать все контакты с соседней военной базой СССР и помчался в Гавану на встречу с Фиделем.

В течение следующих дней Кастро непрерывно ругался с Хрущевым, и в Гавану для улаживания ситуации был послан несчастный Микоян, сделавший все, что было в его силах, однако Фидель и Че по-прежнему пребывали в убеждении, что Хрущев продал их ради достижения своих стратегических целей. Их переговоры продолжались несколько недель, и по временам накал страстей достигал критической отметки. Один раз ошибка, допущенная русским переводчиком, привела к тому, что представители обеих сторон начали попросту кричать друг на друга. Когда недоразумение разъяснилось, Че спокойно вытащил из кобуры свой пистолет и вручил его переводчику, сказав: «По-моему, это для тебя лучший выход…» По словам Алексеева, все, включая Микояна, засмеялись; черный юмор Гевары разрядил обстановку.

Через несколько недель после кризиса Че, еще разгневанный «предательством» СССР, дал интервью Сэму Расселу, корреспонденту британской социалистической «Дейли уоркер». Гевара заявил Расселу, что, будь ракеты в руках кубинцев, они привели бы их в действие. После интервью Рассел испытывал смешанные чувства. Он назвал Че «душевным человеком, к которому тотчас пропитался симпатией… Гевару несомненно отличает большой ум, хотя, похоже, он слегка спятил из-за этих ракет».

Как вспоминает Сиро Бустос, когда напряжение из-за кризиса спало, их перевезли обратно в Гавану, и Че сказал: «Вы уезжайте. Я не хочу, чтобы вы тут находились».

Членам аргентинской группы было велено оставить дом, в котором они жили, точно таким же, каким он был до их вселения, устранив абсолютно все следы своего пребывания. Одного из аргентинцев, Федерико Мендеса, направили на курсы подготовки радистов, а Бустос прошел недельный курс криптологии. Его обучили советской кодовой системе, основанной на десяти неповторяющихся числах. «Все это напоминало истории про Джеймса Бонда, — вспоминает Бустос. — Расшифровав сообщение, нужно было сжигать текст».

Затем в дело вступили «специалисты по паспортам» службы Пиньейро. Они дали каждому члену группы паспорта различных стран: Бустос стал уругвайцем. «Это было что-то невообразимое, — говорит он. — Они сделали меня очень молодым, да еще и светловолосым». Но художника успокоили, сказав, что в таком виде он предстанет только в Чехословакии, дружественной стране, где никто не станет задавать лишних вопросов.

Также членам группы стало известно, что они будут продолжать подготовку до тех пор, пока кубинская служба безопасности не подготовит для них безопасную базу на южной границе Боливии, рядом с Аргентиной. Вся группа получила название Народной повстанческой армии, а каждый из ее членов — особое прозвище на период кампании: Бустос был отныне Лауреано, Мазетти — команданте Сегундо. Нетрудно догадаться, что команданте Примеро [31]был Че, который пока оставался в тени, будучи подпольным руководителем под кодовым именем Мартин Фьерро. Операции в целом было присвоено название «Тень». Все эти обозначения имели двойной смысл, отсылая к аргентинскому героическому прошлому, олицетворяемому фигурами Мартина Фьерро и дона Сегундо Сомбры. [32]

В Праге группу из пяти человек встретил майор Рафаэль «Папито» («Папаша») Сергера, которого они мельком видели в Гаване и который ныне действовал под прикрытием кубинского посольства в Праге. Он отвез всех на озеро Слапи, находящееся в часе езды от столицы, и поселил в отеле, где им уже были забронированы номера. Стояла глухая осенняя пора, и кроме них в отеле был только обслуживающий персонал. По соглашению с чешской разведывательной службой, однако, была придумана легенда, объяснявшая появление этих людей в отеле. «Нас объявили кубинскими студентами, — вспоминает Бустос, — выехавшими за город немного отдохнуть».

Папито Сергера навещал их пару раз, в остальном же пятеро будущих партизан были предоставлены самим себе. Им нечем было заняться, и, чтобы поддерживать себя в форме, члены группы стали совершать пешие переходы по окрестностям, покрытым снегом — «по 20–25 километров в один конец». В конце концов, утомленные такой однообразной жизнью, они связались с Сергерой и стали жаловаться, но он призвал всех к терпению: боливийская ферма, которой предстояло стать их базой, еще не была куплена.

Еще месяц Мазетти со своими людьми провел в полудобровольном заключении в отеле на озере Слапи, после чего Сергера наконец позволил им перебраться в Прагу. Однако чехословацкие спецслужбы выразили недовольство таким нарушением мер предосторожности, поэтому латиноамериканцам пришлось разделиться: Мазетти поселился в одном отеле, а Сиро Бустос и остальные — в другом.